Драгоценная кровь
Шрифт:
— Ничего, сестренка, завтра я прямо вызову труса на поединок и разделаюсь с ним… — Он сладко зевнул.
— Непременно. Отправляйся спать и прощай… — Девушка жаждала обнять друга в последний раз, но когда прячешь кинжал за спиной, от некоторых вещей приходится отказываться.
Тревор вдруг устремил взор в темноту, прищурился и побледнел, словно рассмотрел во мгле черты Безмясой.
— Прощай? — переспросил он.
— До завтра, — беззаботно бросила Кассия.
Последний отрезок пути мелькнул незаметно. Дверь послушно отворилась, словно и не была заперта. Комната, залитая призрачным светом, заставила ненадолго замереть
Кассия ступила внутрь и сразу увидела в полутьме два мерцающих зеленым глаза. Нечеловечески огромная фигура Мортис источала ровное бледное сияние, как болотные огни, заманивающие путников в трясину. Кас стало страшно, но вовсе не богиня Смерти была тому причиной: балдахин над кроватью показался ей темными крыльями Бетрезена, а шкафы и сундуки — приземистыми, уродливыми демонами, которые только и ждут сигнала, чтобы броситься на нее и утащить в преисподнюю. Сердце сжалось; Кассия испуганно посмотрела на Мортис. Богиня приблизилась к постели, склонилась над спавшим Седриком и повернула костлявое, лишенное плоти лицо к девушке.
— Он так же прекрасен, как и раньше, но ведь теперь тебе открылась истина? — спросила Безмясая. — Седрик использовал тебя. Как ты могла поверить, что барон честный и благородный человек? Хотя я тоже была доверчива… Но увы! Для него существует только его собственное благо и золото, все остальное не имеет значения. Пусть это жестоко, но он умер в тот момент, когда отверг тебя и выбрал капли твоей драгоценной крови. Взял и ничего не пожелал дать взамен. Ты видела достаточно корыстолюбцев — они все на одно лицо. Все готовы пользоваться другими и приписывать себе чужие заслуги. Фальвику будет лучше без него.
Мортис говорила свистящим шепотом, который проникал в самые глубины сознания, выжигая в нем все счастливое и светлое. Ничего не осталось от прежней Кассии Блэкбоу. Ее переполнило одно-единственное чувство: ненависть к Седрику. Обманщик должен быть наказан, он это заслужил, а она всего лишь орудие справедливости.
— Он умер раньше, — возразила Кас и перевела взгляд на Седрика.
Теперь Рики не казался ей ангелом. В его чертах появилось нечто дьявольское, неприятное, мерзкое. Как она могла полюбить это? Уму непостижимо… Обида терзала ее, как волки терзают загнанного зайца. Время остановилось, его песчинки перестали сыпаться.
Ей вдруг стало так тяжело, как никогда прежде. Неужели это будет продолжаться целую вечность? «Нет, не будет!» — ответила она самой себе. Одним ударом Кассия вогнала клинок в грудь барона по самую рукоять. Темное пятно начало быстро расползаться по зеленовато-белой простыне.
Седрик широко открыл глаза. В его взгляде не было ни обиды, ни ненависти, только бесконечное удивление и испуг. Барон не сразу узнал Кассию в склонившейся над ним женщине с запавшими глазами, всклокоченными волосами и безумным лицом. Его Кассия — чудовище? Теперь Седрик видел их обеих: убийцу и Смерть рядом. Лицо его исказила гримаса боли. Барон захрипел, силясь побороть судорогу. В бессмысленном жесте отчаяния он поднял руки над постелью, словно цепляясь за ускользающую жизнь, и тут же уронил их. Через мгновение жизнь покинула Седрика. Кассии почудилось, что едва заметный сгусток желтоватого света вырвался из груди барона, превратился в тонкую струйку и исчез в складках одеяния Безмясой.
— Что мы наделали?! — послышался внутренний голос. — Нельзя трогать Рики! Рики — это святое!!!
— Но ты сама утверждала, что Седрик предал нас, — возразила Кас, нежно гладя покойника по волосам.
— Это чтобы позлить нас! Мы любили его… любили… Чтобы… позлить! — надрывался голос.
— Между нами пропасть. Ты безумна, но не я. — Кассия развернулась и пошла к окну.
— Никаких нас нет. Есть ты! Только ты!!! Кас распахнула створки: вместе с ветром в комнату ворвались капли дождя.
— А ведь ты станешь скучать по нему, — посетовала Безмясая, растворяясь в темени за подоконником.
— Недолго, — скорбно вздохнула Кас.
Она слишком устала, чтобы страдать. Путь указан. Все чувства перегорели, не оставив даже угольков. Так, горстка сизого пепла.
Комната расплывалась у нее перед глазами, полными слез. «Где Рики? Здесь его нет. Только плоть и кости, — звенело в ушах. — Мортис унесла Рики с собой».
— Значит, и нам пора… — прошептала Кассия. — Моя любовь, иду к тебе!
Белое платье мелькнуло в оконном проеме. А дождь припустил еще сильнее. Его капли летели к земле вместе с Кас, прямо в объятия смерти. Она упала на каменные плиты, как яблоко падает с ветки, как камешек падает в пруд, как капля крови падает с пораненного пальца.
Время не остановилось. Невендаар продолжил жить, как жил. Кто лгал и крал, продолжал так же лгать и красть. Впрочем, и те, кто не делал этого никогда, не изменили себе.
Тела барона и его невесты обнаружили на рассвете. Кассию нашли стражники, обходившие дозором замковую площадь, а Седрика те, кто отправился сообщить ему скорбную новость. Две смерти в одну ночь потрясли город. Пусть барон и его нареченная не были ангелами во плоти, никто из жителей Фальвика не желал им такой судьбы.
Тайну заговора инквизиторы увезли с собой в столицу. Они покинули Фальвик вечером того же дня, словно давно ждали случая убраться подальше от этого проклятого места.
Седрика похоронили с причитающимися почестями в фамильном склепе и Кассию положили подле него. Единицы знали, чья рука лишила барона жизни. Под страхом казни им велено было молчать, чтобы не сеять смуту.
Наиболее искренне оплакивал Кассию и Седрика отец Теофил. Когда же траур кончился, он отказался от сана, раздал имущество, не оставив себе ни гроша, и ушел в лес. Больше никто его не встречал. Поговаривали, что где-то в глуши живет святой человек, который, не поднимаясь с колен, молит Всевышнего о прощении для всякой живой твари.
Мастер Аарон и Блинкл навестили Фальвик несколько месяцев спустя. Они забросили колдовство и организовали труппу бродячих артистов. Аарон играл королей, а Блинкл все больше комичных девиц. Трагедия барона и баронессы заинтересовала новоиспеченных лицедеев настолько, что они написали пьесу. Правда, широкого признания сей опус не получил.
Удачливый Вор также забросил свое прежнее ремесло. Он женился, обзавелся детишками, а на два золотых купил торговую лавку. Денежки эти не раз обернулись и принесли доход, а гном навсегда забыл о приключениях, едва не закончившихся для него так трагично.