Дракоморте
Шрифт:
— Ага, — согласился Илидор.
Он, видимо, слышал что-то своё в словах, которые произносил Найло, поскольку всё плотоядней улыбался и всё пристальнее рассматривал носившихся по поляне жрецов.
— Илидор! Илидор, ты дракон или бабочка? Почему у тебя внимание как у бабочки, а? Храм — это очень серьёзно, Старый Лес — это очень недружелюбно, а верховный жрец Юльдра — вовсе не дурак. Ты слышишь меня?
— Так где Фодель? — Илидор снова обернулся к Йерушу. — Давай, скажи! Где ты в последний раз её видел?
В Гимбле дракон и жрица так толком и не раззнакомились, но образ круглолицей черноволосой Фодель исправно согревал драконью память. Не то чтобы жрица как-то повлияла на решение Илидора отправиться именно
— Да где-то тут Фодель, сказал же! — отмахнулся Йеруш и за руку потащил Илидора вперёд.
Тот упирался пятками и вертел головой.
Поодаль развешивали на распорках тонкие полосы кожи. Один из малышей, играющих у кострища, вытащил из звякающего мешочка зеркальце и теперь пускал по поляне солнечных зайчиков, а другие малыши хлопали в ладоши. Почему-то никто из них не пытался отобрать у приятеля зеркальце, и это озадачивало Илидора. Насколько он помнил собственное детство в Донкернасе — ни один из драконышей не мог даже мельком посмотреть на что-то любопытное, не вызвав оживления своих приятелей, которые тут же набегали туда же и начинали толкаться плечами и хлопать крыльями. Просто сидеть смирно и наблюдать, как другой ребёнок возится с чем-то интересным, — это, по мнению Илидора, было предельно странно и даже недопустимо. Взрослые жрецы и жрицы смотрели на игру с зеркальцем с дурацкими благодушными улыбками, словно малыш делал нечто очень нужное и хорошее.
Найло дотащил Илидора до большого шатра в восточной части вырубки, побренчал костяной трещоткой на входе, перекинулся несколькими словами с выглянувшим на звук жрецом. Тот что-то пробурчал в ответ и потрусил к другому шатру, травно-зелёному, неприметно притулившемуся за большим храмовым.
Травно-зелёный шатёр — лекарский, сообразил Илидор. В городах и посёлках, которые ему доводилось видеть в Эльфиладоне и прилегающих людских землях, в такой цвет красили вывески, наличники, фартуки, повязки, сумки лекарей, и цвет этот привлекал внимание издалека, поскольку лекарни обычно стояли на площадях или больших улицах, окружённые серокаменными, красно-коричнево-глинобитными, рыже-кирпичными строениями. В лесу же шатёр травяного цвета, поставленный у самого края поляны, сливался с подлеском, и дракон заподозрил, что именно для того шатёр и поставили у края поляны — чтобы привлекать к нему как можно меньше внимания.
Мимо прошла невысокая жрица. Кряжичи бросали на неё тени, делая голубую мантию сероватой, и дракон вздрогнул: ему снова померещилась гномка.
Рядом с шатром лекаря стоял столик, над ним возилась женщина. В руках её мелькали длинные мотки мягких тряпок, пузырьки тёмного стекла, деревянные коробки и глиняные банки. На женщине была странного вида рубашка — она выглядела так, словно кто-то хотел перекрасить зелёную ткань, но схалтурил и наплескал коричневой краски как попало, пятнами, в основном на живот и нижнюю часть рукавов.
Коричневой краски? Илидор подобрался. Дракон помнил, как Южра Хашер в Донкернасе смешивал истёртые в порошок разноцветные специи, Южра десятки раз делал это в присутствии золотого дракона, и тот хорошо знал, что коричневый цвет получается, если смешивать зелёный с красным. Рубашка лекарки была залита красной кровью, а не коричневой краской.
— Какой кочергени они тут…
— Юльдра, — перебил Илидора голос Йеруша Найло.
Золотой дракон моргнул. Из лекарского шатра действительно вышел Юльдра, сын Чергобы, в недавнем прошлом — верховный жрец гимблского Храма Солнца, а ныне — верховный жрец старолесского. Был это невысокий, сухощавый мужчина лет тридцати пяти, с гладко выбритым узким лицом, глубоко посаженными глазами и длинными мышиными волосами,
В сопровождении вызвавшего его жреца Юльдра, сын Чергобы, степенно подошёл к эльфу и дракону, стоявших у большого храмового шатра. Почему-то Йеруш не двинулся навстречу верховному жрецу, а тот, подойдя, встал так, чтобы за спиной у него оказался центр вырубки и чтобы Илидор с Йерушем повернулись к лекарскому шатру боком. Всё это в молчании. Лишь утвердившись на месте, переступив с ноги на ногу, точно проверяя, прочна ли под ним почва, верховный жрец коротко кивнул эльфу:
— Йеруш.
Илидор удивлённо шевельнул бровями: он никак не ожидал, что у невысокого и сухощавого человека окажется такой густой и мощный бас.
— Рад видеть тебя, добродруг Храма, — продолжал верховный жрец. — Верно ли мне передали, что ты привёл к нам нового друга, золотого дракона?
Илидор на миг закатил глаза и тут же пожалел об этом: солнце светило очень ярко. Будь Юльдра эльфом, дракон бы точно принял его за эльфа из Донкернаса, который нарочно приехал сюда, чтобы демонстрировать напропалую свою сообразительность, важно надувать щёки на каждом шагу и всех бесить — в частности, говоря о присутствующих так, словно они не слышат. Золотой дракон мог бы сказать донкернасским эльфам и верховному жрецу старолесского храма, что надутые щёки сильно замедляют движение и отвлекают от действительно важных дел. Но дракон промолчал: не для того он прилетел в такую даль, чтобы сходу пособачиться с самым важным хреном в этом месте.
— Ты, я вижу, очарован Храмом солнца, дракон, — тепло произнёс Юльдра.
Илидор встрепенулся — жрец умеет шутить, что ли? — но нет, показалось: Юльдра был серьёзен, как перелом хребта.
— Это добрый знак, в котором углядываю я обещание грядущих свершений. Частица отца-солнца в твоей груди разгорится очищающим пламенем и широкой полосой выжжет скверну и гнусность на пути света и созидания. Ведь чтобы нести свет другим, мы прежде должны отыскать его в своём собственном сердце!
Примерно то же самое орал гимблский гном Эблон Пылюга, которого волокла по гимблским подземьям вера в отца-солнце. Невыносимый, громогласный и резкий, как обрыв, Эблон Пылюга, лезший во всё на свете и неумолчно оравший про свет отца-солнца, который горит в его груди очищающим пламенем.
— Старый Лес — особенное место для Храма Солнца, — Юльдра сложил руки на животе — будь он пузатым, это выглядело бы как жест смирения и успокоения, но сухощавый жрец стал, скорее, похож на подобравшегося хищника. — Здесь много десятилетий ожидает нашего возвращения прекраснокаменное строение, прозываемое попросту — Башня, старейшая обитель Храма, старейшая и важнейшая, заброшенная на многие годы в силу грустнейших событий. Я вижу, ты удивлён — и я этому не удивлён. Ведомо ли тебе, сколь весьма известен был Храм Солнца в Старом Лесу в прежние времена? Ведь Храм Солнца в немалых частицах своих смыслов и замыслов зародился именно здесь, в старолесье, в прохладной смиренности той самой каменной башни, которая ныне зовёт нас из глубины старолесских буреломов! Из недр той самой башни многие годы назад вышел наш основатель, воин-мудрец, и у подножия башни нашёл он своё последнее успокоение в конце славнейшесветлого пути. Настало время новых важных деяний, и на толковище мы должны добиться возвращения своего былого веса и важности в этих краях, донести свет отца-солнца в самые отдалённые чащобы, а после этого…