Дракон и сокровище
Шрифт:
Она сопровождала его на охоту с гончими и соколами, и молодые рыцари, участвовавшие в этих забавах, вскоре поняли, что граф и графиня предпочитают оставаться наедине, и держались на почтительном расстоянии от влюбленной четы. Уильям всегда помогал Элинор взбираться на лошадь и спешиться. Со временем это превратилось в один из ежедневных ритуалов.
— Ты — моя ненаглядная женушка, не так ли? — спрашивал он, протягивая ей руку.
— О да, Уильям! Ты же знаешь, что я навек твоя! — отвечала Элинор.
— Ну тогда можешь остаться подле меня еще на денек! — шутил Уильям и, бережно поставив ее на землю, приникал губами к
Она многому научилась за эти дни от своего мудрого, справедливого наставника-супруга. Он учил ее терпению и сдержанности, он помогал ей постигать глубинный смысл событий и человеческих поступков. В управлении хозяйством всех без исключения владений, которые они посещали, Уильям предоставил Элинор полную свободу и с радостью замечал, что она прекрасно справляется с обязанностями владетельной госпожи. Где бы они ни остановились, по прошествии нескольких дней качество еды и напитков становилось заметно лучше, слуги глядели приветливее и двигались расторопнее, в помещениях становилось теплее и чище.
Со временем супруги перебрались в Ирландию и приступили к инспекции обширных владений Уильяма. К его немалой радости, ирландцы, которые были гораздо более дикими и необузданными, чем валлийцы, полюбили свою молодую госпожу и охотно выполняли все ее распоряжения.
Близнецы де Бурги отправились к родителям. Им предстояло завербовать в войска своего господина немалое число воинов. Впервые за долгое время Уильям чувствовал себя совершенно свободным от чар Жасмины де Бург. Ему вовсе не хотелось последовать за Рикар-дом и Майклом. Элинор, до сей поры опасавшаяся, что муж ее находится в любовном плену у чародейки Жасмины, совершенно успокоилась, поскольку Маршал не заговаривал о поездке в Портумно.
Лето прошло в радостных трудах и заботах, в ежедневном общении. Элинор была совершенно счастлива. Но однажды, когда они уже собирались отбыть обратно в Уэльс, им нанес визит епископ Фернский.
Маршал, сидевший рука об руку с Элинор, вежливо приподнялся навстречу вошедшему в зал старику.
— Я не собираюсь говорить с вами в присутствии члена королевской семьи. Дело мое носит сугубо частный характер. Разговор, который я собираюсь вести, не предназначен для ушей Плантагенетов! — просипел епископ.
— Моя жена, как вам известно, является графиней Пембрук. Она принадлежит к семье Маршалов и имеет право быть в курсе всех наших дел, — холодно возразил Уильям.
— Ваш отец обманом отнял у меня два надела! — зло прокричал епископ, потрясая кулаком. — Я просил короля Генриха вернуть их мне, но его величество не исполнил моей просьбы. Я требую, чтобы вы сами возвратили мне мое имущество!
— Мой отец никогда не был обманщиком и не зарился на чужое, — возразил Уильям. — Вот уже десять лет, как его не стало, и все земли, которыми владел он, перешли в мои руки. Я владею ими на законном основании. Церковь старается правдами и неправдами увеличить свои богатства. Но ведь они и без того огромны! Если бы я предпочел уступить эти наделы вам ради ваших седин и епископского сана, то принес бы горе и бедствия нынешним их обитателям. Смею надеяться, что все эти люди довольны мною и не желают иметь другого господина. Я помогаю им в голодные годы и предоставляю свободу управляться со своими хозяйствами так, как они того пожелают. Но стоит землям перейти в ваши руки, как леса тут же будут вырублены, скот — вырезан, а крестьяне и арендаторы лишатся имущества и крыши над головой. Им не останется ничего другого, кроме как податься в разбойники. Поэтому я вынужден ответить вам отказом, ваше высокопреосвященство!
Епископ Фернский побагровел от гнева. Глаза его налились кровью. Он с ненавистью взглянул на Элинор Плантагенет, и душой его овладела неистовая жажда разрушения. Он забормотал нараспев, брызгая слюной и вытянув в сторону девушки костлявый указательный палец:
— Будьте вы все прокляты! Скоро, совсем уже скоро от могущественной семьи Маршалов не останется и следа! Не вам, нет, не вам, согласно велению Господа, суждено плодиться и размножаться и наполнять землю! Ты, Уильям Маршал, и твои братья умрете, не оставив наследников, и все ваше имущество перейдет в чужие руки! Все это исполнится в течение года, начиная с этого самого дня!
Глаза Элинор лихорадочно блестели, на щеках разгорелись красные пятна. Она знала, что Уильям слишком хорошо воспитан и не посмеет поднять руку на старика, к тому же облеченного высоким церковным саном. Но она была женщиной и могла позволить себе то, от чего воздерживался он. Принцесса схватила свой охотничий хлыстик и, замахнувшись на епископа, крикнула:
— Убирайтесь отсюда! И пусть ваше проклятие падет на вашу собственную голову!
Именем Господа всемогущего клянусь и обещаю, что нарожаю кучу детей прежде, чем мне исполнится двадцать! И тогда я, графиня Пембрук, посмеюсь над вашими глупыми словами!
Среди ночи Уильяма разбудили звуки рыданий, доносившиеся из комнаты Элинор. Он вошел к ней и заключил ее в объятия:
— Дорогая моя, я и не думал, что слова этого старого осла так тебя расстроят! Забудь о нем и перестань плакать!
Элинор прижалась к Уильяму и, все еще продолжая всхлипывать, прошептала:
— Ты уверен, что его проклятие не имеет силы, что оно не причинит тебе вреда?
О, не принимай все это так близко к сердцу, Элинор! Ведь ты слышала весь наш разговор. Ему нужны были мои земли, и, не получив их, он едва не лопнул от злости. Епископ привык, что проклятия, которыми он сыплет направо и налево, производят должное впечатление на здешний суеверный народ. Но мы-то с тобой не какие-нибудь темные ирландские крестьяне!
Элинор спрятала лицо на груди Уильяма и едва слышно прошептала:
— Я хотела бы как можно скорее опровергнуть его слова!.. Я хочу иметь ребенка, Уильям! Я мечтаю о том, чтобы выносить и родить тебе сына!
Он закрыл глаза и прижал ее к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание. Элинор была такой юной, такой нежной и хрупкой… Что, если она умрет в родах?! Он не сможет этого пережить!
— Элинор, я не хочу, чтобы ты забеременела прежде, чем закончится французская кампания. Я не могу пойти на такой риск! Ведь, если я буду убит, тебе придется одной растить ребенка!
— О, Уилл! Откажись от участия в этой войне! Не оставляй меня одну! Я так боюсь за тебя!
— Но ведь ты полюбила меня именно за мои воинские доблести! — с усмешкой возразил он. — Вспомни, как настойчиво ты добивалась, чтобы я показал тебе уязвимые места на теле противника! Разве я могу отсиживаться дома, когда все мужественные люди Англии отправятся в военный поход?
— Прости меня, Уилл! Я не должна слезами и мольбами пытаться удержать тебя дома. Обещаю тебе, что больше не прибегну к этому оружию слабых!