Дракон из сумрака
Шрифт:
Не Иданн. Я не Иданн — Ивланна.
Воспоминания подхватили меня, словно безумный вихрь, как ураган, как воронка смерча, и понесли, закручивая все сильнее, — до тошноты, до вспышек перед глазами, до сумасшедшего грохота крови в висках.
«Прости меня, доченька. Никто не должен о тебе узнать. Здесь ведь хорошо, правда? Немного неудобно из-за того, что все слуги в доме незрячие, зато они не увидят твоего лица и никому не расскажут. Никому и ничего не поведают. Ты — наша тайна. Самая опасная из всех возможных».
Нет на свете людей более суеверных,
« — Мы должны ее убить.
— Нет, пожалуйста, нет, она — моя дочь, моя маленькая малышка. Она тоже мой ребенок!
— Если кто-то узнает, что твое чрево породило этой ночью сразу двух младенцев…»
Страх толкает на безрассудство, на предательство, на мятеж.
Когда Фай принес в дом ребенка, брошенного умирать на болоте, Эвер решил, что проклятыми у нас считают детей с родимыми пятнами на лице. Он ошибся. Близнецы — вот кого действительно ненавидели и панически боялись в Сумеречном крае. Считалось, что у рожденного вторым нет души и пустоту в его теле заполняет тьма.
Если женщине не повезло произвести на свет близнецов, это пытались скрыть, ведь иначе все члены семьи становились изгоями. Единственный способ избежать презрения и позора — избавиться от лишнего ребенка. Скрыть факт его рождения. Но не каждая мать готова была отказаться от своего дитя, обречь беззащитную малютку на смерть.
«— Спрячем, мы ее спрячем! В старой башне на краю леса. Я создам вокруг этого места пространственную петлю. Она не сможет покинуть дом, даже когда подрастет. Пожалуйста, умоляю!
— И всю жизнь проведет в заточении? В одиночестве?
— Она будет жить! Это главное!»
Голова кружилась, воспоминания вонзались в мозг клювами хищных птиц, каждое — несло боль, тоску, отзывалось в душе глухой злостью.
Несправедливо. Это несправедливо! Триста лет в одиночестве, в четырех стенах, среди слуг, которые не могут тебя увидеть, которым запрещено с тобой разговаривать. Одна. Все время одна!
«— Научи меня колдовать.
— Зачем? Тебе это ни к чему. Разве что бытовым чарам. Да, бытовая магия, пожалуй, будет полезна. Слепые горничные со своими обязанностями справляются из рук вон плохо, а так ты сможешь обслужить себя самостоятельно».
Бытовые чары — единственный вид колдовства, который мне дали освоить, и только потому, что его нельзя было использовать для побега или чтобы причинить кому-либо вред. Теперь понятно, отчего в лагере у границы миров у меня не получилось сотворить боевое заклятие. Даже если чужие воспоминания подсказывают теорию, нужно время, чтобы научиться применять ее на практике.
Но откуда у меня воспоминания Иданн? Почему они напрочь вытеснили мои собственные? Как я смогла покинуть пространственную петлю, где была заперта родителями, и оказалась в королевстве эльфов по ту сторону Завесы? Кто заставил меня поверить, будто я — Чудовище из Сумрака?
— Что происходит? — Голос Эвера дрожал.
Я совсем забыла о своих спутниках. Мир сузился до жуткой фигуры в черном плаще, до темных, горящих тайным знанием глаз, до зло изогнутых губ, которые собирались разомкнуться и обрушить на меня правду. Я ждала ее. Правду. Ответов на свои вопросы.
— Тебе известно, что у близнецов особая связь? — сказала Иданн, знаменитая злодейка из бесплодных земель, Сумеречное чудовище, безумная убийца. Моя сестра. Та, которой повезло родиться первой и провести детство в кругу близких, на воле, среди сверстников, не скрывая ни лица, ни голоса. Я завидовала ее свободе, ее нормальной жизни черной, тяжелой завистью. У Иданн было все. Мама, папа, друзья, любовники, небо, воздух, простор, возможность идти, куда хочется, распоряжаться своей судьбой так, как вздумается. У меня — четыре стены, пол, потолок, окно. И болезненное, сводящее с ума чувство обиды.
Когда родителей не стало, Иданн явилась в башню, чтобы меня убить, но вместо этого, сжалившись, погрузила в магический сон, в котором я провела черт знает сколько времени.
А потом открыла глаза и увидела над собой трепетавший на ветру купол палатки. Очнулась с пробелами в памяти, с ощущением чужого навязчивого присутствия в голове.
— Да, — мечтательно повторила Иданн, — у магически одаренных близнецов особая связь. Когда сучка Мерида нашла способ поменять наши души местами, я смогла проникать в твой разум, даже иногда перехватывала контроль над телом. О, Ивланна, ты же чувствовала мое присутствие? — С кривой ухмылкой сестра постучала пальцем по виску. — Вот здесь. Чувствовала? Я все время была рядом. Каждую минуту. А что еще мне было делать, находясь в глубоком зачарованном сне — в собственной ловушке? Только наблюдать за тобой. Я все видела, все слышала. Наши сознания смешались. Ты знаешь, что такое память тела? Можно изгнать из тела душу, но разум сохранит воспоминания. И не только их — отпечаток личности. Не говори, что не замечала, как меняешься. Как постепенно становишься немножко мной.
Над болотом пронесся ее жуткий полубезумный смех. От него мурашки побежали по коже. Самое страшное, своими словами Иданн попала в цель, точно в яблочко. Менялась. С каждым днем похода, запертая в чужом теле, я делалась все грубее и жестче. Ивланна из башни была другой.
Осознание ударило по напряженным нервам. Горло тисками сдавил ужас. Нет. Не хочу. Не желаю иметь ничего общего с этой ненормальной!
Иданн продолжила. От ее вкрадчивого голоса, от темного взгляда начинало крутить живот.
— Твоими руками я провела ритуал, разрушивший пространственную петлю вокруг башни. Этот же ритуал помог мне очнуться от магического сна, в который я когда-то давно погрузила твой разум.
Так вот зачем она так спешила к кругу из камней! Хотела освободиться!
— А знаешь, куда я направилась после? Когда уничтожила тюрьму, созданную для тебя нашими родителями?
Я не хотела ее слушать, но о моих желаниях не спрашивали.
— Убивать. Возвращать свой трон. Нести справедливое возмездие. Все эти подлые гадюки-изменницы получили по заслугам. Я заставила их захлебнуться кровью. Поднять руку на эйхарри — о чем они вообще думали?