Дракон из Трокадеро
Шрифт:
– Не двигайтесь, господин Легри, в противном случае вы можете потерять слишком много крови.
Эмабль убедился, что стрела была на месте. Виктор закричал. Курсон тут же приложил к ране носовой платок.
– Прижмите, и как можно сильнее. Дышите ровно, нам с вами нужно еще поговорить. Как вы догадались, что это я?
Виктор напрягся, чтобы открыть рот, но жажда и боль были так сильны, что он не знал, сможет ли говорить. И все же ему удалось прошептать:
– Я вспомнил наш разговор в «Оловянном горшке». Вы сказали, что после сообщения о смерти Форестера вместе с другими поднялись к нему в номер… и добавили, что на нем был клетчатый костюм – пиджак и брюки. Ложь. С Форестера сняли брюки и туфли… и в ванной он лежал в одних кальсонах… Вечером слово «брюки» стало мигать у меня в голове красной лампочкой.
– Но я же мог просто ошибиться.
– Нет, вы солгали сознательно. Вы не поднимались вместе с остальными, и у меня тому есть подтверждения. Субъект в рабочих шароварах и фуражке, которому вы якобы приносили завтрак, – чистой воды вымысел.
– Вы полагаете, господин Легри? Я в этом не уверен. Я продумал все тщательно, но все равно совершил ошибку…
Виктор задыхался, его одолевало желание уснуть, потерять сознание, оказаться как можно дальше от этого кошмара. Голос Эмабля доносился до него как сквозь вату:
– Я несколько раз заходил в лавку Бискорне, торгующую перьями. Просто так, от нечего делать. Откуда мне было знать, что меня выдаст фуражка… Не вертитесь, господин Легри, потеря крови будет для вас роковой, достаточно выдернуть эту стрелу и…
Слащавый Эмабль Курсон надел на себя маску сострадания, тем более отвратительную от того, что глаза его источали ненависть, граничившую с радостью.
Виктор закрыл глаза. Перед его мысленным взором встали два размытых силуэта, усиленно жестикулировавшие, умолявшие не покидать их. Ради любви к Таша и Алисе он был обязан оставаться в сознании и противостоять соблазну впасть в летаргию.
– Чтобы прийти к столь блестящему выводу, вам понадобилось время, господин Легри! Я воспользовался предоставленной вами задержкой, и теперь она щедро оплачена. Очень трудно заподозрить в скромном официанте умелого убийцу.
– Кто вы в действительности?
– Призрак.
Виктор почувствовал, что силы его покидают, и прибег к известному мнемотехническому приему, позволяющему сохранить голову холодной: стал повторять таблицу умножения.
– Почему? – спросил он, выталкивая из себя воздух.
– Хотите до всего докопаться, да?
– Где мои друзья?
– Вопрос не по теме, господин Легри. Неужели вы не хотите, чтобы я продолжил свой рассказ? Убийство Форестера было импровизацией. Сначала я оставил фуражку на кровати, чтобы все подумали, будто она принадлежит какому-нибудь посетителю. Но потом передал улику лакею и сообщил ему, где собираюсь прятаться. Из всех доступных мне алиби это было лучшим. Я прекрасно понимал, что сей кретин проболтается и что флики явятся меня допрашивать, но даже не предполагал, что эта чертова фуражка выведет вас на мой след. Когда покушение на вас закончилось неудачей, я решил раствориться в толпе зевак, съехавшихся на Выставку, и стал продавцом прохладительных напитков. Это дало мне возможность передвигаться, не привлекая к себе внимания. Затем превратился в рикшу – работа грязная, но ведь, не принеся себя в жертву, в рай не попадешь. Между нами говоря, ваш партнер – сущий идиот, он ничуть меня не заподозрил, хотя я следовал за ним буквально по пятам. Вы доставили мне много хлопот, но я не таю на вас зла и даже, странным образом, сожалею, что вынужден вас убить.
– Где они… Кэндзи? Жозеф? Ихиро?
Виктор созерцал пламя свечи, будто охваченный какой-то эйфорией, хотя и чувствовал во всем теле дрожь и не мог сдвинуться с места. Происходившее с ним напоминало опьянение – вокруг все вращалось и не имело направлений, ему предстояло вот-вот прийти в себя, предварительно пролив свет на тайну, заключавшуюся в том, что вселенная состояла из острых зубов, впивавшихся в плоть людей и безжалостно их перемалывавших… Дважды два – четыре, четырежды четыре…
Не говоря ни слова, Курсон выпрямился и натянул лук.
Когда он уже был готов выпустить стрелу, за его спиной послышался рык.
Эмабль подпрыгнул как ужаленный. В дверном проеме стоял бык с огромными рогами.
– Попробуй догони меня, червяк ты этакий! – вскричал сиплый голос.
Бык стал улепетывать со всех ног, по виду вполне человеческих, обо что-то споткнулся и выбежал на Парижскую улицу. Затем помчался зигзагами, будто преследуемая слепнями лошадь, и несся так до тех пор, пока не обожгло легкие. Куда только она подевалась, его былая прыть! Сейчас он не пожалел бы ничего, чтобы вернуть силу и ловкость, присущие ему в сорокалетнем возрасте.
Бык вырвался вперед, но силы таяли, а огонь, из которого он черпал энергию, стал превращаться в тлеющие угольки. Лодыжки сводило судорогой, пальцы ног молили о пощаде. Он развернулся и побежал в обратном направлении, преследуя единственную цель: заманить преследователя в зрительный зал.
Готовый в любую минуту рухнуть без чувств, бык внезапно остановился. Доспехи самурая мешали ему и сковывали движения. Он услышал топот погони, глотнул воздуха, продолжил свою неистовую гонку и скрылся в черном зеве театра.
Затем присел на корточки. Кто это дышит? Он сам? Виктор? Или, может, незнакомец?
В спину что-то с силой ударило. Мышцы непроизвольно сократились, его бросило вперед, он растянулся на полу. Щека уткнулась в шершавый ковер, он метнулся в сторону, изо всех сил стараясь избежать мучительного столкновения. Правая рука поднялась к бедру и ощупала бок. Из сегмента бамбуковых доспехов торчал острый, твердый предмет. Он не был уверен, что именно эта находка причиняет ему страдания, но боль усилилась, очаг ее переместился к лопаткам. На несколько мгновений у него закружилась голова.
Тело больше не слушалось. Его схватили за ноги и поволокли. По пути он заметил вереницу вешалок с висящими на них костюмами. Как отразить это нападение?
«Энергия отчаяния», – повторял в душе явившийся из прошлого голос. Тот самый голос, который много-много лет назад читал в Лондоне сказки маленькому мальчику по имени Виктор, с трепетом жаждущему узнать, как герой ускользнет от дракона, готового испепелить его своим обжигающим дыханием. Он собрал остатки сил, сосредоточил их в руках и схватил кусок ткани – длинную широкую полоску шелка. Пальцы впились в спасительную материю. Не обращая внимания на острую боль, вызванную резким движением, он выпрямился, молниеносно свернул ткань в жгут, зажал концы в руках и наугад набросил на шею противника. Затем стал с силой тянуть, не ослабляя хватки. Незнакомец пошатнулся и выпустил из рук лук, пытаясь освободиться. Кэндзи повалил его, прижал к полу и еще сильнее надавил на горло. Их губы почти касались друг друга, дыхание слилось воедино, но в объятиях этих двух людей нежности не было и в помине, каждый из них преследовал одну цель – заставить другого сдаться.