Дракон на краю света
Шрифт:
На террасу подали подогретое вино с пряностями. Релкин съел горсточку засахаренных фруктов и мрачно уставился во тьму озера, рассеиваемую вдали огнями статуи Боса.
Он чувствовал себя таким же беспомощным, как марципан, покрытый глазурью, который он держал в руке. Идеальная возможность бежать поманила его — и ушла, оставив по-прежнему узником. Хуже того, теперь он был приговорен к смерти. Его назвали «Иудо Фэксом». Он явно попал в сферу действия легенд и мифов. Релкин знал уже по собственному опыту, насколько опасны подобные вещи.
Релкин взглянул на эльфийского лорда и увидел застывшее неподвижно лицо. Пессоба с бешеной скоростью производил
Релкин несколько представлял, о чем может сейчас думать Пессоба, и видел, что тот — в нерешительности, никак не может сделать выбор. Мальчик прекрасно понимал, что стал беспокойным имуществом. Пессоба, вероятно, размышляет, как от него побыстрее избавиться. Как долго проживет после этого Релкин — совершенно неизвестно, ведь после посещения Башни Обозрения Аркелаудов шансы его бесконечно упали.
Пленник молча поднял взгляд на темное озеро и далекие огни. Он думал о своем драконе, затерянном где-то в стране Арду. Потом он задумался о своей разбитой жизни и об Эйлсе, дочери Ранара. Самоуничижительные слова вертелись в его мозгу.
Он не должен был в тот день уходить на охоту. Не должен был забывать первое правило жизни драконопаса — «всегда держи дракона в поле зрения». А он нарушил это правило и отправился на охоту в незнакомых землях, и главным образом потому, что его перестали ценить в лагере. И вот теперь он пропал.
Неожиданно Пессоба встал и допил вино.
— Или спать, ребенок, — приказал он.
Глаза Пессобы стали совсем золотыми. Он зло прищелкнул пальцами. Явились гвардейцы и выстроились вокруг мальчика. Под конвоем его отвели в комнату, где он спал. Дверь хлопнула за его спиной, засов задвинулся.
Из вентиляции просачивалось Немного света. Релкин в потемках пробрался на ощупь по стене к своей узенькой лежанке.
Мысленным взором он видел джобогин Базила, разорванный в нескольких местах; ремни оторвались, пряжки потерялась. Никто в стране Арду не знает, как нужно ухаживать за кожистоспинным виверном. Когти дракона поломаны, порезы загноились. Все, что можно растерять из снаряжения, пропало бесследно. И что должен думать дракон о своем драконопасе, который в один прекрасный день ушел и не вернулся?
Вряд ли Релкин переживал в жизни более черные минуты.
И тут, перестав тупо смотреть в темноту, он вознес горячую молитву старому Каймо. И в глубине души — еще одну, покороче, адресованную Матери, в том случае, если она его слышит.
Если бог не может удачно бросить кости, так может, Релкину стоит отвернуться от старых богов и начать поклоняться Великой Матери?
Потом он заснул, и его преследовали плохие сны. Вдруг он дернулся и застонал.
И не заметил, что воздух в центре комнаты начал странно подрагивать.
Потом раздалось слабое шипение, словно бы капли воды брызнули на раскаленный утюг.
Дрожание воздуха усилилось. Замелькали искорки света. Во тьме проявилась еще более темная полоска. Медленно она принялась расширяться. Что-то явно сгущалось. Полоска стала выпуклой, закачалась и начала материализовываться.
И через некоторое время она превратилась в фигуру эльфийского лорда Мот Пулка.
Какое-то мгновение Мот Пулк всматривался сквозь тьму в лежащего на кровати Релкина, затем склонился над ним. Из широких одежд он вынул темный многогранный кристалл.
Затем он поймал кристаллом отблеск тусклого света и направил в лицо Релкину. Тот вскрикнул и проснулся, раскрывшиеся глаза уперлись в темный кристалл.
Мальчик застыл. Кристалл
Кристалл повернулся, луч скользнул по лицу Релкина, и юноша против воли встал. Перед ним плавало в темноте лицо эльфийского лорда с единственным поблескивающим глазом и серебряным кружком вместо второго, лицо лорда по имени Мот Пулк.
Глава 29
Мот Пулк собственной персоной стоял посреди комнаты, тяжело дыша и еле удерживаясь от победного крика. Он, Мот Пулк, сумел! Самый опасный, как говорят, маневр Игры. Полная материализация в твердыне врага! Процесс, занимающий долгие часы, в течение которых перемещающийся маг чрезвычайно уязвим, так как жизненная сила его медленно перетекает сквозь подмир хаоса и снова возвращается в мир Рителта, но только уже в другом месте. Все это время существуют сразу две копии смельчака, рискнувшего попробовать свои силы в магии древней Красной Эры. Обе копии при этом весьма слабы, практически беспомощны. Конечно, первая из них располагается в каком-нибудь надежном укрытии. Но вот другая попадает в неизвестное, куда более опасное место, ее могут уничтожить или — еще хуже — взять в плен. В любом случае при неблагоприятном исходе первая копия фатально слабеет.
Теперь материализация чрезвычайно редка. Когда-то, когда Игрой правили авантюристы и буканьеры, ею пользовались гораздо чаще. Но с приходом эпохи Аркелаудов буканьеры вымерли, и не в последнюю очередь потому, что более осторожные игроки перебили безрассудных. Великая Игра вознаградила осторожных, и пришла эра крупных партий, таких как Направление и старая Кабала.
Но Мот Пулк склонен был бросаться в крайности великих дней старины. Он был буканьером, азартным игроком, готовым воспользоваться любой возможностью. Высочайшие, конечно, смеялись над ним. Они всегда смеются над авантюристами. Теперь они все думают, что ему конец. Что он не способен прорваться в расположение более высоких сотен. Говорят, что он стоит перед неизбежным крахом. Издеваются над пышной красотой миров, которые он создает. Смеются над его сластолюбием, его любовью к плоти и пульсирующей жизни. Вероятностные миры Направления — всего лишь искусные безделушки, маленькие и изящные, подконтрольные и мертвые. Мот Пулк работал в старой манере — ему нравилось наблюдать, как бьется и мечется жизнь, пока не выльется в формы определенности.
У Мота Пулка не было времени на тотальный контроль окружения, что проповедовали правители Направления — Зулбанидес и иже с ним. Это все робкие души, потому и пережившие величайших гениев Игры. Мот Пулк был моложе, он родился в более позднем цикле эльфийской жизни. И с ним не очень-то считалось старшее поколение. Им пренебрегали и не принимали в высшие партии.
И потому Мот Пулк решил действовать в одиночку. Он перехватил инициативу, пока остальные застыли в нерешительности. Пессоба, этот жалкий мышонок, свалился в наведенном сне посреди собственной твердыни. Мот Пулк подкупил слуг и выяснил расположение внутренних покоев. Он исследовал эти покои извне, пройдя по ним в астральной проекции. И он выяснил, где можно материализоваться. И он знал, что это будет относительно безопасно. Пессоба не сможет эффективно предотвратить материализацию. Поскольку сам Пессоба и мечтать не смеет о материализации внутри чужого дома, он не сумеет представить, что это сделает кто-либо другой в его собственной усадьбе.