Дракон на поводке, или Истинная против!
Шрифт:
Разворачиваюсь к ящеру, стараясь всем видом не показать бушующего нетерпения, что затапливает от макушки до пят. Желая отвлечься, всматриваюсь в уже знакомые, гипнотические глаза. Яркие, синие, с чёрной каймой и едва уловимым градиентом в более небесный, почти хрустальный голубой к зрачку. Так похожи на… что? Мысли бешено мельтешат на задворках сознания, намекая на что-то совершенно дикое и невозможное. Я продолжаю смотреть на своего дракона, чувствуя, как всё внутри меня сворачивается в хитросплетённые узлы, сжимается в одной точке над животом, тяжелея. Он, не отрываясь, глядит в ответ. Драконьи зрачки слегка пульсируют,
— Первый полёт драконьих всадников объявляется открытым, — сверяясь с рукописью, бормочет соглядатай. Цепные псы Академии, как мы называем между собой охранников, натягивают путы, которыми скованы лапы, остроконечный хвост и пасть. Моего дракона уже снарядили для полёта: седло, установленное на самое тонкое место шеи, стремена, что крепятся к бокам, поводья кожаными лентами тянутся к хищной, зубастой пасти. Мой Сапфир, самый грозный из всех пойманных драконов. Не покорился никому, кроме меня. Да и мне вряд ли бы покорился. Я предпочитаю называть наш союз партнёрским, равным.
— Приве-ет, радость, — шепчу, касаясь своим лбом шипастой морды. — Ну что, готов? Полетаем? Мне до икоты страшно, — признаюсь тихонько, — но я тебе верю, а также в то, что вместе точно справимся.
— Крыло, — командует соглядатай.
— U-bawa, — шепчу команду Сапфиру, повторяя приказ на древнем. Почему-то им проще его понимать. Старый Эббот говорил, что это драконий язык. Смешно, как будто они когда-то могли говорить, в самом деле.
На мои слова дракон распластывает правое крыло по земле, позволяя подняться по нему к седлу. Аккуратно ступаю, поддерживая одной рукой раздражающую юбку, второй цепляясь за шипастый хребет. Когда умещаюсь и фиксирую в руках поводья, Сапфир нетерпеливо переступает с ноги на ногу, крылья распахиваются, закрывая своей тьмой небо, тут же бьют о землю и вновь взлетают к потолку.
— Отпускай, — орёт соглядатай церберам, — он нам сейчас всю посадочную разломает.
— Тише, тише, малыш, — пригнувшись к шее, пытаюсь урезонить дракона, но он как будто бы и не слышит вовсе.
Сдерживающие дракона цепи со звоном падают, и мы тут же срываемся камнем с отвесного балкона вниз. Мир смазывается в одно буро-серое пятно, небо и земля меняются местами, а к горлу подкатывает горькая желчь. Паника, стылый леденящий ужас сковывает тело: мы сейчас разобьёмся, он забыл, разучился, как надо летать! И вот, прямо сейчас, мы оба разобьёмся о скалы, в лепёшку!
Хочется позорно кричать, но, стиснув зубы, я молча жду и верю. Сама не знаю чего. Я обещала не бояться. Прежде всего себе обещала. Грезила ведь о полёте, пожалуй, с того самого момента, как узнала о драконьих всадниках. Я…
Стремительное падение завершается рывком, нас как будто кто-то невидимый и всесильный тянет из глубоких вод на поверхность. Тяжёлый взмах крыла, рассекая воздух, несёт стрелой вперёд. За первым мощным взмахом, набирая обороты, следует ещё один, и ещё.
Мы летим! Несёмся! Мчим!
Под нами — широкие поля Галдура, Академия со взлётным балконом — далеко позади. С высоты драконьего полёта всё настолько нереально красивое, что на несколько минут я позволяю Сапфиру лететь туда, куда хочет он. Чувство свободы пьянит, и мне хочется, хотя бы пусть и на чуточку, чтобы и он был свободен, не зависел от моих команд и действий. Заворожённо смотрю на
— Стоп! Kituo! Остановись! — ору ошалело. — Пожалуйста!
Но дракон лишь быстрее машет крыльями, словно я прошу ускориться, в самом деле! В голове набатом звучит единственная мысль: что дальше? Отстегнуться и броситься вниз? Расшибиться или сгореть в магическом огне? Невелик выбор.
— Я сейчас прыгну! — прибегаю к последнему доводу.
Тело дракона напрягается и, совершенно неожиданно, кренится вбок, побуждая ещё сильнее ухватиться за поводья. В следующий миг мы начинаем падать. Бушующая водная стихия несётся на нас! Я кричу, уже совершенно не таясь, когда мы почти что ныряем, и меня окатывает с ног до головы водой от взмаха его крыльев, а он тут же, меняя траекторию и совершенно не реагируя на мои попытки управлять, стрелой летит ввысь. Шляпа со страусиным пером, отколовшись от волос, тонет вместо меня в океане, тогда как я, мокрая, с отяжелевшей юбкой, кулём вишу на предателе.
Злой рык срывается с его пасти, и он вновь летит к воде. Это что, наказание такое? За мысли о самоубийстве?
— Ты что, наказываешь мен… — не могу дальше сказать и слова, потому что мы совершенно неожиданно оказываемся у границы, и злой ветер, вместе с ужасом от близости завесы, заталкивает слова мне обратно в глотку. — Ты нас убьёшь, дур…
Врезаемся в радужный купол.
Удар. Нас подбрасывает. Всё вокруг тонет в чёрно-синем мареве, звенит камертоном, кружит калейдоскопом, путает воспоминания, реальность и грёзы. Перед глазами Сигиррил, тяжело дышит, словно бежал меня спасать от взбесившегося вдруг дракона. А вдруг и правда спешил ко мне? И спас? Я пытаюсь ему улыбнуться, но в ответ он хмурится, всматриваясь в меня драконьими сапфировыми глазами, что знакомо пульсируют уже на человеческом лице. Что?! Опускаю взгляд ниже — его подбородок, предплечья, торс ещё местами покрыты черно— золотой чешуёй, что, на глазах светлея, пропадает.
— Какого щета здесь происходит?! — заплетающимся языком выдавливаю из себя простонародное ругательство. Голова кружится, словно я выпила отцовского вина. Есть у меня и такой опыт. Пьяно кручусь на месте, путаюсь в мокрой юбке и уже готовлюсь поймать лицом землю, когда горячие, совершенно не эфемерные руки хватают меня за плечи. Сигиррил щурится, всматриваясь в моё лицо полыхающими синим пламенем гнева глазами.
Глава 3
Миранда
Иллария! Неужели получилось?
Кожу покалывает от перехода формы. Так отвык, как будто впервые в жизни меняю лик. Внутри опьянением штормит от восторга. Я ждал этого так долго, почти отчаялся. Столько раз убеждал себя, что слишком рискованно, что барьер просто сожжёт нас с Мири. Даже сегодня, когда впервые ощутил её на себе, когда острые коленки ткнулись в шею, я почти сдался судьбе, готовый смириться и оставить всё как есть: предать себя, свой народ. Ради неё, чтобы не рисковать единственным важным для меня в жизни — истинной. Может, летать под ней обезумевшим зверем не так уж и плохо? Может, это лучше, чем убить нас двоих в безумной гонке за свободой? Я до сих пор не уверен, верный ли путь выбрал.