Дракон в её теле
Шрифт:
— Что ж, — пробормотала она так тихо, что я едва расслышал, — мне пора. Пока кто-нибудь еще не прошел мимо. Ведь мы здесь одни. И мне пора.
— Хороших вам снов, эра Айгари, — прервал ее метания Андрис. — И поверьте мне на слово, не стоит больше покидать комнаты ночью без сопровождения.
— Мы разве представлены друг другу? — удивилась она, доверчиво глядя на него снизу вверх.
— Нет, но я завтра же исправлю эту оплошность и сделаю все в соответствии с этикетом.
— Для чего? — теперь она, кажется, испугалась.
— Для того, чтобы иметь возможность пригласить
— Ах, это…
— Всего вам доброго.
— И вам. Спасибо всего. Мне… Доброго тоже. Да.
Она отступила на шаг, нащупала ручку двери и, повернув ее, опрометью бросилась внутрь.
Андрис постоял на том же месте какое-то время, а потом отвернулся и направился ко мне с очень странным выражением лица: не то задумчивым, не то мечтательным. Стоило ему поравняться со статуей, за которой я расположился, как он остановился и уточнил:
— Как ты говорил, Макс? У меня появилась причина, чтобы рискнуть не только должностью, положением, но даже собственной жизнью?
— Да, — ответил я, выходя из-за своего укрытия.
— Любопытно…
— Не то слово.
— Скажи-ка еще вот что: твоя причина никак не пересекается с моей? — спохватился он, моментально став серьезным.
— Зря надеешься, — грустно вздохнул я, сделав театральную паузу, после чего счастливо добавил: — Наши причины — сестры.
Андриса перекосило:
— Фигурально, надеюсь?
— В прямом смысле слова, дружище, и никак иначе. Вот ведь везение, правда? Если все срастется, станем родными людьми!
— Я так рад.
— Слышу. У тебя зубы от радости скрипят.
* * *
Ни той ночью, ни в последующем я так и не показал Андрису своих воспоминаний, предпочитая рассказать все своими словами. Или почти все…
Он не узнал, что погиб на тропе, прикрывая мой путь. Не узнал, как мне было страшно в тот день от неожиданного понимания, насколько шаток мир, который я люблю, и насколько хрупки люди, оказавшиеся для меня важными.
Свои слабости я предпочел спрятать глубоко внутри, подолгу переосмысливая их позже, посвятив им немало времени в своей изменившейся до неузнавания жизни. Парадокс состоял в том, что, лишь по-настоящему познав страх, я стал сильнее. Начав дорожить верными людьми, волноваться о судьбе королевства и мечтать о крепком браке, основанном на любви, а не на политической выгоде, я смог отбросить шелуху позерства и обрел настоящую внутреннюю силу.
А мгновение, в которое я вернулся, оказалось самым заурядным вечером за несколько часов до проведения ритуала по обмену телами. К тому времени уже свершилось много страшного и неправильного, а паутина интриг была раскидана не только в замке, но и за его пределами, однако именно оттуда разрешено было изменить дальнейшее течение событий…
Каким образом? Изменив собственное отношение к ним и признав собственные ошибки.
Отец также был одним из немногих, кто узнал часть забытой всеми истории: сокращенную, но правдивую. Выслушав меня, он сначала разгневался, затем потребовал доказательств, а после, приняв правду, впал в уныние и ступор. Сильнее всего его подкосила правда о моей сестре: Андрису удалось доказать ее причастность как минимум к двум «несчастным случаям», произошедшим с любимыми фаворитками короля. Наверное, его сердце могло не выдержать такого натиска грустных новостей, но, слава мне, нашлось и для короля утешение с красивым именем. Я подсказал отцу самое прекрасное решение нашей проблемы с королем Хистиша: не отказываться от женитьбы на Теоне Флебьести, но сменить жениха.
Всего пары совместных прогулок и одного танца с дочерью Эриуса хватило для того, чтобы король «ожил». Тогда как меня эта девица лишь пугала и заставляла скучать, отца Теона совершенно очаровала, и он даже помолодел, погрузившись в омут новых чувств с головой.
Пожалуй, единственной ложкой дегтя в новой истории стала для меня несносная Мэделин Айгари!
Увы, она не помнила ни наших разговоров, ни спора, а потому мне пришлось заново заводить наше знакомство. Это было сложно и в то же время невероятно интересно. На все мои знаки внимания Мэди реагировала категорическими отказами, кривилась и закатывала глаза, будто я не принц ее страны, а проходимец с большой дороги. Пришлось даже устроить ради нее бал-маскарад, на котором случился наш первый поцелуй. И второй. И первая пощечина случилась тогда же: магия искажения лица растаяла, и Мэди меня узнала, сразу пообещав убить, если подойду снова…
Ну как я мог устоять перед таким вызовом?
Страсть захватила нас обоих с головой, и уже через несколько дней, сразу после второй пощечины и жаркого поцелуя, я наконец увидел то самое родимое пятно. Если честно, больше всего оно напоминало кривую кляксу, но признаться в этом вслух меня не заставит никто и никогда.
Мэделин сказала сердце — значит, сердце.
ЭПИЛОГ
Марианна Геррард
Спустя год…
Огонь весело трещал в камине, постепенно прогревая небольшую комнатку, в которой нас разместили. Устроившись в кресле по соседству, я сонно наблюдала за горничной, спешно застилающей постель и укладывающей в нее грелки.
— Ох, эра, простите великодушно, — сокрушалась девушка, споро заправляя подушки в наволочки. — Знать бы, что комната понадобится, я бы все здесь вычистила до скрипа! А теперь пока согреетесь…
— Ничего, — отмахнулась я, — не переживайте, я не мерзлявая.
— Да-да, но я все же вам молока погрею. — Она посмотрела на меня, дождалась ответного кивка в знак одобрения и, подсунув последнюю грелку в постель, выбежала из комнаты, обещая скоро вернуться.
Я улыбнулась ей вслед и взглянула на часы. Андрис решил, что лучше всего будет наведаться в Гильтиано спонтанно, а еще лучше среди ночи, чтобы уж точно никто не успел подготовиться. Я не возражала, хотя путешествие утомило больше, чем можно было предположить.