Дракон восточного моря, кн. 2. Крепость Теней
Шрифт:
– Да. Проклятье заставляет меня ненавидеть жизнь и желать смерти. Но оно же делает так, что ни одно мое сильное желание не сбывается. Сильнее всего я хочу смерти, но именно поэтому не могу умереть. Оно задевает и всех тех, кто оказывается рядом со мной, – добавил Торвард и с невозмутимым лицом проследил, как Даохан невольно попытался отодвинуться, потом засмеялся. – Не повезет всем, кто так или иначе со мной связан, а дружбой связан или ненавистью, это все равно. Понимаешь? Чем сильнее меня ненавидят мои враги, тем сильнее их связь со мной. А значит, тем большую долю моего проклятия они принимают на себя. Не удивлюсь, если сама фрия Эрхина испытала на себе тяжесть
Вдруг оказалось, что возле костра совсем тихо, что хирдманы перестали есть и болтать, что все как зачарованные слушают его, стараясь угадать свою судьбу. В темноте ночи лицо Торварда, озаренное отблесками костра, выглядело значительным и загадочным, а голос звучал низко и внушительно, точно его устами говорило божество.
– И давно ты это знаешь? – потрясенный, шепнул Торварду Сельви.
– Что? – Торвард словно очнулся и огляделся, как будто не понимал, где находится.
– Что твое проклятье тем сильнее бьет по твоим врагам, чем сильнее они тебя ненавидят. Кто тебе это сказал? Кюна Хердис? Или королева Айнедиль?
– Что мои враги… Я это сказал? – Торвард в недоумении смотрел на Сельви.
– Все понятно. – Сельви вытер вспотевший лоб, и седина в его волосах блеснула, как серебряные нити. – Все понятно… В тебе был Один. Это он говорил. Он открыл тебе… Открыл тебе способ бороться с проклятьем.
– Еще один? – Торвард поднял правую бровь, опять напомнив всем свою мать-колдунью.
– Еще один! Их набирается не так уж и мало! Сам Один говорил через тебя! Значит, он тебя не покинул, не отказался помогать тебе, как ни старалась Эрхина закрыть тебе доступ к богам! Боги с тобой, конунг, а значит… – Сельви вдохнул, словно его придавило это знание. – Ты все одолеешь, конунг! Ты сбросишь проклятье, ты спасешь себя и нас всех, ты спасешь от ее проклятья Фьялленланд!
Торвард склонил голову, запустил пальцы себе в волосы и рванул, как будто хотел этой болью отвлечься от другой, еще более сильной. Хирдманы вокруг них по-прежнему молчали. Торвард не мог вечно скитаться по морям, не мог отказаться от своей земли, тем более что он был последним в своем роду и не имел прямого полноправного наследника. Одолеть проклятье означало для него возможность вернуться, править своей страной, защитить ее, не вредя своему роду. Речь шла о самом важном. И Торвард сам иногда чувствовал робость перед этой непосильной задачей. И старался не думать о ее трудности, от которой у более слабого человека опустились бы руки. Проклятье сделало его другим, и часто он испытывал отвращение к самому себе, но он был жив и боролся. Нельзя ведь выздороветь, не побывав больным, не испытав боли и слабости. Любое испытание – маленькая смерть, но из него выходишь сильнее.
– Любопытно, что же за хромые уроды должны быть те девять мужей, если вдевятером не могут одолеть одного парня, сидящего в яме и вооруженного палкой? – бормотал Гисли Сорока, оставленный следить за костром.
Ночь прошла спокойно, и наутро Торвард был готов сразиться с фианой Снатхи и ее доблестным вождем. Отказавшись от преимущества в численности дружины, он и не думал отказываться от преимущества в вооружении. И сам он, и все его люди надели кольчуги и шлемы, и, видя этот железный строй, самого конунга и блеск золота в отделке его оружия, стяг с изображением золотого дракона, уже давший Торварду среди уладов нечто вроде прозвища Дракон Восточного моря, никто не заподозрил бы, что этот человек несет на себе одно из самых тяжелых проклятий, которые выпадали на долю потомков Харабаны Могущественного Отца.
– Как только появится Лойдир, сразу иди навстречу! – посоветовал ему Даохан. – Он, скорее всего, бросится сам на ряды твоих воинов, чтобы успеть убить нескольких, пока не убьют его. Но если он таким образом погибнет в неравном бою, его слава возрастет, а боги примут жертву его доблести и отдадут победу Снатхе. Постарайся выйти ему навстречу, чтобы он если погиб, то в равном бою с одним противником, а не с целой дружиной. А если он убьет тебя, то тогда боги примут твою жертву и победа будет наша.
– Никаких жертв! – сурово ответил Торвард, оправляя заплетенную косу под шлемом. – Я его убью, и пусть он сам разбирается со своими богами, а у нас гибель вождя означает поражение дружины. Так что я намерен победить и остаться живым. А прорвать наш строй не так-то легко! Мы тоже не у селедки в брюхе найдены!
Когда войско фениев появилось в зеленой долине, его было видно издалека. На битву все они нарядились, как на пир, – на каждом была рубаха из яркого алого шелка, пояса сверкали серебряными накладками, на запястьях горели золотые браслеты, на шеях – ожерелья.
– Кровавая пена земли… – пробормотал Сельви, наблюдая их приближение.
– Да ты тоже бард! – восхитился Хавган, стоявший возле Торварда и его телохранителей с неизменной арфой в руках. – Ты позволишь мне использовать твои слова или сам сложишь песню?
– Используй, родной, – разрешил Сельви, не отрывая глаз от алого строя.
Слава скальда его никогда не прельщала. В рыжем стегаче, в серой железной кольчуге, в шлеме с полумаской, закрывавшей лицо, невысокий и не слишком мощный, Сельви сейчас выглядел буднично и незаметно. Он вовсе не был похож ни на поэта, ни даже на достойного противника этим героям, золотым и алым, словно вышедшим из древних сказаний.
А вот Торвард – совсем наоборот. Если оборотень Грендель в древние времена выходил на битву в человеческом обличье, оставаясь по сути чудовищем, то он выглядел точь-в-точь как сейчас Торвард.
– Похоже, конунг, нам сейчас придется иметь дело еще с одной богиней, – заметил Халльмунд.
– Я тоже об этом подумал, – непривычно серьезно отозвался Эйнар. – Постарайся убить его, пока он не успел ее призвать.
– А, ты уже забоялся! – с торжеством воскликнул Ормкель. – Так иди отсидись где-нибудь под кустиком!
– Дурак ты все-таки, Ормкель, – с той же непривычной сдержанностью ответил ему Эйнар.
Вечный насмешник выглядел сейчас очень хмуро: он не так чтобы боялся, но торжественный, величавый строй фениев, рослых, длинноволосых, в алых накидках, с золотом на груди и красными копьями в руках навевал тревогу и ощущение близости Иного мира. Казалось, что это – не простые смертные люди, а воины из рода сидов, живущие под холмами. Не боящиеся смерти и потому недоступные ей. Их нельзя убить – можно иной раз изгнать из этого мира, но они непременно вернутся и отомстят. Даже нелепая серебряная цепь, соединявшая Лойдира с его побратимами, цепь, от которой в бою больше вреда, чем пользы, сейчас выглядела не глупостью, а знаком каких-то таинственных могучих сил, порожденных Иным миром и недоступных обычному пониманию.