Драконий луг
Шрифт:
– Где мой папа? – спросила Эффи.
Другая сестра объяснила, что отец пошел разбирать комнаты Гриффина в старом Пасторском доме. Она предлагала связаться с ним по пейджеру, но до Пасторского дома было недалеко, и Эффи сказала, что сама дойдет и увидится с папой. Вот так, внезапно, все и вышло. Ужасная пустота внутри. Вот только…
– Кодициль! – ахнула Эффи. – Где его кодициль?
Сестра нахмурилась.
– Что-что?
– И его вещи. Серебряное кольцо и… Там должен был остаться конверт для меня и ещё…
Сестра покачала головой.
– Прости, милая. Твой отец сказал, что ему ничего не нужно и чтобы все отдали на благотворительность.
– Как? Не понимаю.
– Так многие делают. Знаешь, оставляют все в распоряжении больницы. Говоришь, у твоего дедушки было кольцо?
– Да. Старинное, по-моему. Он хотел оставить его мне. И ещё вещи, очень важные вещи, и…
Сестра вздохнула.
– Если хочешь, я покажу тебе, куда мы все сложили, – она взглянула на часы. – Думаю, вещи ещё не увезли. Но надо поспешить.
Эффи вслед за сестрой вышла из главного здания и прошла через садик, полный увядающих в преддверии зимы шалфея и лаванды. За ним был маленький мощеный дворик и старая лесенка с выщербленными ступеньками, ведущая в каменный одноэтажный дом. На дверях было написано одно слово: «Благотворительность». Внутри лежала одежда, книги, будильники и много других вещей. Выглядело все это грустно. Эффи, которой хотелось поскорее сбежать отсюда, стала искать дедушкины вещи. Но их не было.
– Ну, – спросила сестра, – видишь свой конверт? И кольцо?
Эффи помотала головой.
– Я ещё разок проверю.
Сестра бросила по сторонам быстрый, чуточку испуганный взгляд.
– Поторопись, пока не приехали из дома призрения.
Эффи не понравилось, как это звучит, но дедушкины вещи надо было найти. Она искала, искала и не находила. В конце концов глаза её снова наполнились слезами. Тогда Эффи поблагодарила сестру и ушла.
На улице было холодно, мягкий осенний свет не согревал. Эффи запахнула школьную накидку-пелеринку и быстро пошла к Пасторскому дому. Может быть, отец все-таки забрал вещи. Через пару минут она услышала за спиной дыхание. За ней кто-то шел. Эффи ускорила шаг, и человек за спиной тоже. А потом он вдруг шепнул её имя: Эффи! – ухватил за локоть и затянул в узкий переулок.
Это была сестра из больницы. Сестра Андервуд – мама Максимильяна. Она тяжело дышала и смотрела серьезно и строго. Приложив палец к губам, она взяла Эффи за руку, раскрыла ее ладонь и положила серебряное кольцо с темно-красным камнем в оправе из множества миниатюрных драконов.
– Дедушкино кольцо! – узнала Эффи. – Спасибо вам! Я…
– Ш-ш-ш! – поспешно остановила её сестра Андервуд и зашептала: – Никому не говори. И уходи скорее. Придет человек из дома призрения – ему не понравится, что мы раздаем вещи. Смотри, чтобы он тебя не поймал.
Эффи спрятала кольцо в карман накидки и хотела было бежать, однако…
– А остальное?
Сестра Андервуд свела брови.
– Дедушка писал кодициль. При вас писал.
– Думаю, его забрал твой отец, – ответила сестра. – А что до остального… – она взглянула на часы.
Тут Эффи услышала другие шаги. Тяжелее, чем у сестры Андервуд, и громче. Потом появился мужчина.
– Ой, как хорошо, – воскликнула сестра. – Доктор Блэк, вы не?..
– Здравствуй, Ефимия, – сказал тот. – Я хирург, который оперировал твоего дедушку. Я сожалею о твоей потере. Я сделал все возможное, чтобы отправить его в Иномирье, но не знаю, добрался ли он.
Доктор Блэк достал из кармана широкого плаща матерчатый мешочек, стянутый веревочкой.
– Вот все, что осталось. Он очень хотел, чтобы это досталось тебе, по понятным причинам. Беспокоился, как бы твой отец не перехватил и не уничтожил. Я надеялся тебя застать, но ты так быстро исчезла. Хорошо, что сестра Андервуд увидела тебя и сообщила мне. Конечно, очень важно, чтобы об этом знало как можно меньше людей.
Оглядев безлюдную улицу, доктор Блэк отдал Эффи мешочек.
– Удачи, – сказал он.
Не успела Эффи ни сказать спасибо, ни спросить, о каком Иномирье говорит доктор Блэк, как они с сестрой Андервуд уже поспешили прочь. Попадаться человеку из дома призрения Эффи не хотелось. Она заглянула в мешочек, увидела там жезл, кристалл, нож для конвертов и дедушкины очки и, старательно завязав, спрятала всё на дно школьного ранца. А потом пустилась бегом.
Когда Эффи подошла к Пасторскому дому, ей показалось, что там никого нет, в том числе и отца. Сунула руку под цветочный горшок, где прятали запасные ключи, но их там не оказалось. Заглянув в окошко, Эффи убедилась, что вещи мисс Доры Райт лежат так же, как она их оставила. Какой ужас – одного за другим потерять двух таких дорогих людей! Но мисс Дора Райт, конечно, вернется. Правда ведь? В окна верхнего этажа Эффи заглянуть не сумела. Остались ли на месте дедушкины книги?
И тут внутри щелкнул ключ, дверь стала медленно открываться. Это был ее отец, бледный и уставший. Он засовывал в карман брюк визитную карточку кремового цвета, а дочь по рассеянности сразу не заметил. Потом увидел и переменился в лице, медленно, как непогожий рассвет, наливаясь краской.
– Эффи? Ты почему не в школе? – он спохватился, потупил взгляд. – Ну, конечно. Ты уже знаешь про дедушку.
Когда-то Эффи с отцом были гораздо ближе, чем теперь. В былые времена подобная ситуация, вызывая смешанные чувства, заставила бы их говорить и говорить, перебивая друг друга, пока они все не выяснили бы. Эффи расплакалась бы, и тогда отец подал бы ей старомодный хлопчатый носовой платок. В те времена он ещё носил такие платки, Кайт ещё не заставила его повыбрасывать все старое, вплоть до золотых галстуков-бабочек, и накупить строгих костюмов, больше подобающих декану факультета лингвистики Нового Превосходного университета Миджара.
Прежде Оруэлл Форзац был из числа тех добродушных лекторов, что рассеянно дрейфуют по университету, влача за собой хвост меловой крошки и любознательных студентов, интересующихся забытыми языками и средневековыми рукописями. И Кайт в те далекие времена была просто одной из влюбленных в него студенток, а мать Эффи была жива, и всё было по-другому. До миротрясения Оруэлл был намного добрее: тогда он обнял бы дочку – как бы ни был раздражен – и сказал, что все будет хорошо.
Теперь все по-другому. Оруэлл Форзац только громко вздохнул.