Драконий луг
Шрифт:
5
Миссис Бойкарга не любила многие вещи – непослушание, оправдания, слабости, детей, зато больше всего на свете она любила литературу. Она любила стихи и пьесы, романы и длинные эпопеи. Однако зрение у неё было уже не такое, как раньше, и она использовала любую возможность, чтобы заставить кого-нибудь читать ей вслух. Даже дети, читающие от-вратительно, лучше, чем ничего.
Поэтому единственное, что было хорошо на уроках миссис Бойкарги, особенно когда она отменила сочинения на вольную тему, это чтение пьес. Каждому ученику доставалась роль, и весь класс читал пьесу,
Самые плохие ученики роли не получали или получали самую маленькую. Максимильяна это устраивало. А вот лучшим ученикам в классе давали главные роли и позволяли распределить все остальные. Лекси это не устраивало. Она не любила главные роли. Начиная книгу, она сразу решала, на кого из героев больше похожа (для неё это означало: кем из героев она будет), но главных никогда не выбирала. Случалось, она оказывалась младшей сестрой или лучшей подругой. Иногда кем-то полезным, вроде няни. Иногда она делала неверный выбор, и её персонаж умирал или больше не появлялся до конца книги. Но все равно это было лучше, чем играть главную партию.
А сейчас Лекси читала главную женскую роль в «Антигоне», это такая греческая трагедия. Прежде чем приступать к чтению, всем пришлось научиться выговаривать название. Его невозможно было правильно прочитать.
– Ан-Ти-га-ня, – уже почти правильно голосил класс на десятой минуте тренировки.
– НЕТ! – отрезала мисс Бойкарга.
– Ан-ти-Го-на! – попробовали снова.
– ХОРОШО!
После этого начали читать пьесу.
Антигона была именно такой героиней, которой Лекси быть не хотела. Её брат погиб в бою с другим ее братом, Антигона хотела его похоронить, но ей не давали. Потом её приговаривали к смерти. Пьеса была очень грустная – как говорила мисс Бойкарга, трагическая, а это нечто более серьезное, чем просто грустная. В трагедиях все мучили друг друга, а потом умирали. И ещё очень неловко было играть роль Антигоны, когда ты случайно выбрала Вольфа Рида на роль своего возлюбленного Гемона, который покончил с собой, узнав, что замурованная заживо Антигона наложила на себя руки.
Зато мисс Бойкарга, слушая детское чтение, казалась почти счастливой. Дети бубнили длинные монологи, Антигона молила отдать ей тело брата для достойных похорон, потом Гемон молил пощадить Антигону…
И тут открылась дверь. Явилась Ефимия Трулав. Опоздав на час с лишним.
Дверь, открываясь, громко заскрипела. Как и все в школе Тузиталы для одаренных, трудных и странных детей, она была старая и нуждалась в ремонте – или хотя бы в хорошей смазке. Класс затих. Максимильян громко сглотнул. Врана молча подсунула под себя ладошки, всей душой надеясь, что стала невидимкой, и все равно боялась, что её заметят. Вольф посмотрел на часы. Если предстоящий скандал затянется надолго, ему больше не придется читать эту нудную пьесу, и можно будет подумать о подготовке к уроку физвоспитания и о тренировке психической устойчивости. Тренер младшей команды регбистов Брюс давеча много чего наговорил о психической устойчивости Вольфа, и звучало это малоприятно.
Молчание невыносимо затянулось, хотя в реальности прошло всего несколько секунд. Оно было нарушено громким металлическим КАП – капля упала в жестяное ведро, стоявшее рядом с Максимильяном. И ещё один кап… и ещё. Дождь. Потолок протекает, как обычно.
– Вам что-то нужно? – обратилась мисс Бойкарга к Эффи.
– Простите, что я опоздала, – начала та. – Мне немножко… – Эффи вдруг поняла, что сейчас заплачет. Все смотрели на неё.
– Немножко? – подбодрила мисс Бойкарга. – Трудно было вылезти из постели?
– Нет, я… – начала Эффи и вдруг поняла, что не хочет ничего говорить про дедушку перед всем классом. Это слишком личное. К тому же мисс Бойкарга всегда запрещает жаловаться и оправдываться. И вообще, в таких случаях полагается приносить записку от родителей, а у Эффи записки не было.
– Ну, на самом деле… да. Извините. Проспала.
– У тебя нет БУДИЛЬНИКА?
– Есть, но…
– Он, наверное, сломался?
– Да, наверное, пора сменить батарейки.
– Интересно. Однако мы знаем, что есть другая причина, не так ли, дети?
Класс замер. Надо отвечать? Но миссис Бойкарга Хайд продолжала:
– Мы слышали о БОЛЬНОМ дедушке!
Максимильян ахнул. Только не это! Это он виноват!
– Просто поразительно, сколько бабушек и дедушек бывает у некоторых детей. В моей прежней школе у одного несчастного их набралось СЕМНАДЦАТЬ. И каждый умирал, когда надо было делать домашнее задание. Подумайте, дети! СЕМНАДЦАТЬ.
Все подумали, кроме Враны, которая пыталась набросить заклинание невидимости на Эффи, и Вольфа, который гадал, возможно ли в такой ситуации сохранить психическую устойчивость.
– Что, – продолжала мисс Бойкарга, – как вы, думаю, согласитесь, подразумевает по меньшей мере ТРИНАДЦАТЬ случаев отступления от истины. Иными словами, ВРАНЬЯ.
Эффи смотрела в пол. В глазах у неё стояли слезы. А вдруг она не выдержит и разрыдается перед всем классом? Тогда жизнь, в сущности, кончена. Сунув руку в карман, Эффи нащупала дедушкино кольцо. На душе полегчало. Прибавилось сил. Она нацепила его на большой палец левой руки. Прикосновение согрело её, как большая тарелка каши зимним утром.
Снова громкое КАП в жестяное ведро.
– Ну? – произнесла миссис Бойкарга Хайд.
– Перестаньте! – вдруг вырвалось у Максимильяна. Это был всего лишь громкий шепот, но от этих слов мальчику почему-то стало легче, и он повторил громко: – Перестаньте!
По классу прошло эхо. Кто-то посмел заговорить! Этот жалкий мальчишка. Тупица. Двоечник.
Миссис Бойкарга Хайд медленно обернулась к нему. Эффи шмыгнула на свое место и постаралась стать как можно незаметнее. Бедный Максимильян дрожал – мисс Бойкарга приближалась к нему.
– Ну… – заговорила она. – Ну-ну. Что же это у нас? Гемон в дурацком колпаке умоляет пощадить его Антигону. Заступается за маленькую подружку? Может быть, за невесту? – она нахмурилась. – Какая верность! Какое бесстрашие. В таком явно неполноценном, социально обреченном человеке. Я восхищена твоей отвагой. Да, восхищена. Настолько, что назначаю ОДИН ДЕНЬ после уроков вместо недели. И твоей перепуганной приятельнице тоже. Оба явитесь в мой кабинет к четырем. Максимильян и Ефимия. Звучит почти по-шекспировски. «О, Максимильян, Максимильян!..» Ну, посидите вместе в запертом чулане, а там посмотрим, как расцветает ваша трагическая любовь.