Драконов бастард

Крымов Илья Олегович

Магистр ринулся в атаку, колдун бросился навстречу, бросился на трех конечностях, как обезьяна, размахивая жезлом в правой руке, словно палкой. Они обменялись ударами, при этом оживший набалдашник жезла колдуна клацнул зубами в каких-то дюймах от лица волшебника. Силовой Толчок отшвырнул темного прочь, тот перекувырнулся через себя, молниеносно вскочил на ноги и встряхнулся, как мокрая собака. Из-под его плаща выпало несколько соломенных куколок, пронзенных длинными костяными иглами, и Тобиус немедля вспомнил, сколько проблем доставили колдовские фетиши Орзы. Он швырнул в кукол Огненным Копьем, хоть риск поджечь корабль был велик. Слишком ясно маг видел свое положение: схлестнувшись с незнакомым колдуном, неподготовленный, не ждавший боя, он танцевал на тонком льду, грозя провалиться

сквозь него в любой момент, а потому полумеры даже не рассматривались. Если фетиши смогут задержать его, то неизвестно, что успеет сплести колдун, однако даже тех жалких секунд, отнятых куклами, хватило, чтобы в руках врага появился ком переплетающихся могильных червей, сотканных из потоков красного света. Это было неправильно, несправедливо — дикая магия медлительна, интуиты не умеют создавать заклинания впрок и применять их в нужный момент, для них волшебство существует лишь сейчас, в момент его сотворения. Так учили наставники в Академии, но, видимо, этот колдун на их лекциях не присутствовал и не знал, что ему положено, а чего не положено мочь.

Заклинание устремилось к магистру, тот выставил Щит Кудулы и изготовился контратаковать, однако, вместо того чтобы рассеяться, червивый ком буквально вгрызся в щит и, вращаясь, стал разрушать плетение Тобиуса. От такого он едва не потерял самообладание и бросился выкрикивать словоформулы для Зеркального Щита. Волшебник едва успел подставить Зеркальный Щит и с треском и скрежетом отшвырнул червивый сгусток обратно к создателю, когда лопнул Щит Кудулы… А тот, словно ловкий кот, прямо на лету разодрал свое заклинание длинными черными ногтями, не получив от него никакого вреда. Тобиус выбросил вперед гроздь Снежинок-лезвий, две из которых прошлись острыми гранями по соломенному плащу, но колдун лишь гулко расхохотался. Он наклонился к палубе, погрузил пальцы в собственную тень, вскинул ее как кнут — и через мгновение она живой змеей обвилась вокруг магистра и впилась ему в правое предплечье, заставив выронить жезл. Ядовитая боль пульсирующими жгучими толчками потекла по венам Тобиуса.

— Летал-летал мотылек… пока не попалась мотыльку свеча! — Губы деревянной маски едва заметно шевелились, выплевывая фразы на ломаном вестерринге. — Человек-дракон говорит Амади: иди к мотыльку, отбери свитки, принеси мне и получишь награду! Амади согласен! Амади доволен! Человек-дракон говорит Амади: не убивай мотылька, пусть летает себе! Ха-ха!

Посреди отчаянной схватки колдун стоял и раскачивался взад-вперед, не сходя с места, в то время как тень его ширилась и подползала к Тобиусу. У нее росли причудливые когтистые лапы, щупальца, беззвучно распахивались ужасные пасти. Краем глаза сквозь боль маг заметил, как между сражающимися людьми скачет карлик с телом из твердого тумана и с большой деревянной маской вместо лица — гримзонзер. [57] Простые смертные будто бы и не видели этого мелкого чудовища, в то время как оно волокло за собой Афивианские свитки.

57

Злобный дух-карлик.

Тобиус сомкнул веки и тихо зарычал от натуги, направляя потоки магической силы в один из своих перстней. В тот самый, который Орза назвала мелочью, в шарик из розового стекла, который тут же вспыхнул ярчайшим ослепительным светом. Вопль колдуна походил на предсмертный клекот хищной птицы, которая, охотясь, промахнулась и спикировала на голые камни, упустив добычу и переломав крылья. Его густая черная тень погибла в ярком свете, и Тобиус получил свободу. Он выбросил вперед руку, атакуя Кровяным Вектором, тело ослепшего колдуна конвульсивно содрогнулось, пронзенное черной стрелой в сердце, и он повалился на палубу.

Гримзонзера удалось настичь уже на мостках — он заметил волшебника, пытающегося схватить его, и резво отпрыгнул, перетаскивая огромный свиток себе за спину. В руке у мелкого духа появился костяной нож, и он принялся с шипением размахивать им перед собой. Тобиус ударил по твари Светящейся Паутинкой — гримзонзер немедленно распался туманными клочьями. Здоровой рукой магистр поднял Афивианские свитки и, прижимая их к себе, словно младенца, полез обратно.

Бой прекратился — когда случилась световая вспышка, почти все ослепли и теперь ползали по политой кровью палубе меж трупов. Волшебник хотел было наложить на захватчиков чары Паралича, чтобы пленить их, но замер, заметив полосу размазанной черной жижи, которая вела к противоположному борту. Он, шатаясь от накатывающей слабости, бросился к фальшборту, роняя свитки в кровь, но его здоровая рука успела ухватить лишь клочок соломенного плаща. Колдун смог сбежать даже с рассеченным сердцем. Он упал в темные воды ночного моря, кровоточащий и наверняка находящийся при смерти на радость акулам, однако оставил подарок на прощанье… боль пульсировала в почерневших венах правой руки, и магистру с трудом верилось, что тот, кто оставил ее, благополучно издох.

Тобиус, понимая, что промедление обречет его на смерть, глубоко вдохнул, приготовился к предстоящему — и впился в свою плоть зубами. Он вырвал кусок мяса и кожи в месте укуса, выплюнул за борт и испепелил в полете. Затем маг начал высасывать из себя испорченную кровь. Подобно хирургическим швам он накладывал на поврежденную руку сверкающие знаки чар, выстраивая сложную систему целительного кокона.

— Капитан, — бросил он через плечо, очистив рану, — вяжите их и…

— Что?

Умраз Калабонгот как раз вонзил саблю в горло последнему выжившему противнику. Его люди добили недругов без тени жалости, быстро и с заметной сноровкой, некоторые уже шарили в одежде убитых, а самые смелые начали перебираться на опустевшую палубу кеча.

— У меня в глазах белые пятна, почти ничего не вижу, два раза промахнулся, пока зачищал корабль! Это можно убрать? — Шатаясь, капитан приблизился к Тобиусу. — О, Господь-Кузнец всеединый! Что это?! Господи! Это… ахог подери, ты вырвал из себя кусок мяса!

— Зрение возвращается к вам, — ответил Тобиус, чей подбородок был покрыт толстым слоем черной запекающейся крови. — Потери?

— Зачем вам?

— Если кто-нибудь из ваших парней порублен на части, но еще жив, я могу попробовать собрать его.

— С такой-то рукой?!

— Моя рука — моя проблема, — ответил маг, который только-только собирался сотворить заклинание Обезболивание и пока что испытывал сильнейшие муки, но в руках себя держал. — Мне нужно в Ривен, капитан.

— Не раньше, чем ты объяснишь…

— Я ничего не буду объяснять тебе, смерд! — взревел волшебник, у которого почернела не только рука, но и лицо. — Я измучен, ранен, ничего не понимаю, мне больно настолько, что хоть головой о мачту бейся, и я жажду поделиться этой болью с кем-нибудь еще! Все еще хочешь что-то от меня потребовать?! Все еще хочешь?!

Умраз Калабонгот счел за лучшее тихо попятиться, стараясь не смотреть Тобиусу в глаза и не поскальзываться на телах.

Пахло кровью и солью, магистр смотрел в пробудившиеся воды моря, баюкая раненую руку, укрытую коконом золотистых лент с пылающими на них знаками. Вновь его жизнь оказалась на волоске. Быть может, какой-нибудь герой легенд в его положении смело взглянул бы на враждебный мир и принял вызов, но Тобиус был испуган до тошноты, и его бил озноб то ли от страха, то ли от внезапного холодного ветра. Больше всего волшебник хотел укутаться во всевозможные защитные чары и забиться в какую-нибудь Господом-Кузнецом забытую нору, где его никто никогда не найдет. Все тело трясла крупная дрожь, челюсти сжались до боли, и слюна вырывалась изо рта тонкими струйками вместе с тяжелым дыханием.

— Капитан, похоже, это люди с Кадыка! — крикнул матрос, осматривавший убитых.

— Татуировки?

— Да, вот.

— Немудрено.

— Кадыка? — Голоса матросов вывели Тобиуса из прострации.

Те испуганно разбежались по палубе, оставив капитана в одиночестве перед лицом ужасного чара.

— Да… э… чар.

Тобиус подошел поближе, чтобы рассмотреть труп одного из нападавших. Черную ткань и тонкую кольчугу рассекли саблей в бою, и теперь можно было видеть вытатуированный на груди знак. Он походил на трезубец из трех черных линий… или на куриную лапу.