Драконова воля. Книга вторая
Шрифт:
— Ничего, — преувеличенно бодро сказала Нереза, — это временно. Вы его мать и это ничего не изменит!
— Мне надо побыть одной, — ответила я и, поднявшись, ушла в спальню.
Я не замечала течения дней и никуда не выходила. Я не могла есть, не могла спать, ни о чем не могла думать, кроме своей вины, тяжесть которой не давала мне дышать. Мной занимались: «новые» гаранты давали советы, Нереза окружала заботой, фрейса водила в храм, пытаясь отвлечь работой. Спустя десять дней после прощания с Рензо эньор Руссе, один из «новых» гарантов, которому поручено приглядывать за мной, отвез меня в храм к лларам, где те напоили меня каким-то
Отвар сделал меня сонной и заторможенной, но избавил от вины; вообще все чувства пропали. Я покорно следовала за мужчиной.
— Срок траура — год и один день, — сказал он. — Все это время вы будете неприкосновенны. А потом вас надо будет выдать замуж. Мне велено подыскать эньора из отдаленного владения.
Руссе глянул на меня, но я не показала никакой реакции — отвар сделал свое дело. Да и без него я могла чувствовать лишь вину и боль…
— Боль пройдет со временем, — добавил плад. — Вам лучше жить подальше от столицы и чистокровников. Постепенно все плохое забудется, и вы увидите своего сына. Слышите меня, эньора?
— Да, — безжизненно отозвалась я.
Вздохнув, плад отвел меня в мои покои — новую клетку — и велел выспаться. Я закрыла за ним дверь и оглядела комнатку. Она была залита зимним холодным светом; в воздухе танцевали пылинки. Сон сковывал мое тело; я развернулась и пошла в спальню. Было тихо.
Я сделала шаг, другой… и поняла, что задыхаюсь. Я глубоко вдохнула, но ощущение удушья не пропало. Воздух, мне нужен воздух! В этой комнатке дышать нечем, надо выйти! Я вышла в коридор и снова вдохнула, но это был не тот воздух, не то, что мне нужно. Тогда я кинулась вперед, к ближайшему окну, но оно было закрыто. Пальцы неловко скользнули по раме… где же замок, как открыть окно? Ничего не соображаю… Я обвела осоловелым взглядом окно и, сжав пальцы в кулак, ударила по стеклу. Оно не разбилось, а пошло паутиной трещин, и тогда я ударила снова, локтем; на меня просыпался дождь осколков. Качнув головой, я высунулась из окна и вдохнула.
Вот он, воздух!
Я оперлась кровоточащими руками о подоконник и стала смотреть на город, присыпанный первым снегом. Уже зима… любимое время года Рензо. Но в этом году он ее не дождался...
Наконец вина пропала и боль тоже, остался только холод мыслей. Подумав о том, что ждет меня впереди, я выбрала свой способ обрести свободу; осколки хрустнули, когда я встала на подоконник.
Кто-то схватил меня за платье и дернул, и я рухнула на пол. Боль от удара о пол оглушила меня на несколько мгновений, затем чувствительность вернулась, и я ощутила, как жжет порезы на руках. Кто-то застонал рядом. Повернув голову, я увидела фрейсу Клару. Женщина лежала рядом со мной с задранной юбкой и растрепанной прической. Она застонала снова, и я приподнялась.
— Фрейса, — сонным чужим голосом позвала я, — вы в порядке?
Клара посмотрела на меня и, кряхтя, тоже приподнялась. Лицо ее, вопреки обыкновению, выражало не заносчивость и строгость, а страх.
— Ну-ка встаньте! — приказала она.
Я встала, не ощущая боли.
— Теперь помогите встать мне! — снова приказала фрейса.
Я склонилась к женщине и протянула ей руку; по ней текли проворные ручейки крови и стекали быстрой капелью на пол, но Клару это не смутило, и она крепко схватилась за мою руку. Поднявшись, женщина оглянулась и сказала:
— Уходим скорее!
Я последовала за фрейсой так же покорно, как до этого следовала за Руссе. Фрейса буквально затолкала меня в мои покои, затем закрыла дверь и спросила, где ванная комната. Я сказала, где, и она
Я начала медленно раздеваться.
— Постойте! У вас стекло в руках. Садитесь!
Фрейса смахнула со стула стопку полотенец и усадила меня на него и, достав из своей сумочки косметичку, а из косметички пинцет, стала вытаскивать стекло из порезов на моих руках. Удивительно, но брезгливую Клару вид крови не испугал; наоборот, она была очень собрана. И я тоже. Мои руки немели, а на душе по-прежнему был полный штиль. Я хотела выйти в окно, но фрейса меня остановила. Это не знак судьбы и не чудесное спасение. Напротив, в этом я вижу еще одно доказательство того, что империя Огня никого просто так не отпускает…
Вытащив стекло, фрейса заставила меня сунуть руки под струю воду, затем обернула ранки полотенцами.
— Платье в крови, — проговорила она, оглядывая меня, — его надо снять и сжечь. Никто не должен знать.
— Почему? Это неприлично?
— Вы еще смеете язвить? — возмутилась фрейса, но, увидев мой отсутствующий взгляд, сбавила тон: — Вам не нужны новые проблемы, эньора. Ничего хорошего не будет, если узнают, что вы пытались сделать.
— Ничего хорошего не будет в любом случае...
— Но-но, давайте без этого!
Забрав у меня полотенца, она заставила меня снять платье и все остальное, включая нижнее белье, затем окинула долгим взглядом. Я была послушна и нага, и пока что благодаря отвару у меня кровоточили только руки. Пока что…
— Излечите себя, — сказала фрейса.
— Мой огонь не имеет силы, когда рядом нет сына, — ответила я, продолжив мысленно: «И Блейна».
— Что ж, я силы не имею тоже, поэтому придется действовать иначе. Идемте в спальню.
Там она велела мне надеть халат и сесть на кровать, а сама, отыскав чистое полотно, разорвала его на полоски и наложила повязки на мои руки. Кровавые полотенца и мою одежду фрейса швырнула в камин, а потом пропала куда-то ненадолго и вернулась в спальню с двумя чашечками на подносе.
Все это время я лежала на кровати недвижимо, как труп, и чувствовала себя примерно так же.
Поставив поднос на прикроватный столик, фрейса проговорила:
— Вам надо выпить сладкого и горячего; я сварила вам кофе.
— Не хочу, — с трудом вымолвила я.
— Надо! — заявила фрейса и, помолчав немного, сказала: — Такого поступка можно было ожидать от кого угодно, но только не от вас.
Я ничего не ответила; меня клонило в сон и тошнило от кровопотери.
— Это величайшее преступление — губить себя, — продолжила тихо фрейса. — Жизнь драгоценна. Иногда, защищая драгоценность своей жизни, мы можем отнять ее у другого. Но отнимать жизнь у самого себя... Чего вы хотели этим добиться?
— Свободы.
— Это не путь к свободе, это побег, эньора. Уж кем-кем, но трусихой, убегающей от проблем, вы мне точно не казались… У вас сын, причем совсем маленький. Как вы могли пойти на такое?
— Поэтому и пошла. Все, кто связан со мной, страдают. Я не хочу, чтобы Тео страдал.
— Нет фигуры более значимой для ребенка, чем мать! Убив себя, вы бы сделали его несчастным, эньора! Вы бы непоправимо ему навредили!
Я закрыла глаза и перенеслась в лето, в Тихие огни, во время, когда рядом были муж, отец, Нереза, а маленький Тео устраивал огненные представления… Мне удалось глотнуть этой счастливой жизни, а потом Брадо убили, Рензо убили… Лишь Тео, один Тео остался в моей жизни, и больше всего на свете я боюсь, что могу ему навредить так же, как навредила Рензо. У меня даже есть мысли, что и Брадо к смерти подвела я…