Драконово семя
Шрифт:
И вот что поведал этот с виду невзрачный пенсионер.
Депортация
Родился Виктор Иванович в декабре 1947 года. Детство провел в чеченской семье, депортированной в Казахстан. Что у него было записано в настоящем свидетельстве о рождении, похоже, он и сам не знал, но тогда, в юные годы, его звали, оказывается, не Виктором, а Хамзатом.
Мучительно выживая в холодных азиатских пустошах, вайнахи нередко вспоминали утерянную родину и депортацию 1944 года. Виктор Исаев наслышался рассказов об этом от родителей и стариков. В начале нашей встречи ему самому неожиданно захотелось поговорить об одной из самых тяжелых страниц истории своего народа. Возможно, ему казалось, что, не
– Зимой сорок четвертого почти полмиллиона чеченцев и ингушей насильственно выселили в Казахстан и Киргизию, – с жаром заговорил Виктор Иванович.
Позднее я проверил, не преувеличивал ли он. Нет, не преувеличивал. Некоторые источники называли и большую цифру – шестьсот пятьдесят тысяч. Выселены были все чеченцы и ингуши, независимо от места проживания. Наравне с другими депортировались и семьи Героев Советского Союза. Многих из тех, кто воевал в рядах Красной Армии, освобождали от статуса спецпереселенцев, но все равно лишали права проживания на Кавказе.
Тайная операция НКВД носила кодовое имя «Чечевица», мой собеседник называл ее иначе – Дбхадар, что на чеченском означает «разрушение». Энциклопедии сухо сообщают, что в результате погибли десятки тысяч человек. Виктор Иванович не пытался говорить за весь народ, он делился тем, что пережила его семья.
Как рассказывала вырастившая его мать, в семь утра двадцать третьего февраля всех мужчин их села Ангушт вызвали на митинг, посвященный Дню Красной Армии. На центральной площади горцы радостно переговаривались между собой, обмениваясь на кавказский манер острыми шуточками о горестях и трудностях военного времени. Всем было ясно: до победы рукой подать. Ожидалась торжественная речь представителя администрации. И вдруг Хасан, будущий отец Хамзата, заметил стволы пулеметов в окнах школы, выходящей на площадь. Дернул за рукав стоявшего рядом брата… Поздно убегать. Через миг все увидели, что плотные ряды солдат приступили к окружению селян.
Вместе с солдатами появились и грузовые машины. На кузов одной из них поднялся подполковник Гуков. В селе многие знали его в лицо. Он прибыл несколько недель назад вместе с другими военнослужащими и вел себя тихо-мирно. Даже проговорился кому-то из стариков, что его солдаты направлены в горы на учения, чтобы подготовиться к боевым действиям в немецких Альпах. Теперь же подполковник Гуков, не дав никому опомниться, объявил:
– Советское правительство и лично товарищ Сталин в связи с непростой обстановкой на Кавказском фронте приняли решение, что вайнахов необходимо переселить. От репатриантов требуется сдать скот и зерно, но не волнуйтесь, все запишем. На новом месте жительства получите столько же…
«В подавляющем большинстве случаев, – объяснял Исаев, – это осталось пустым обещанием».
Впрочем, тогда никто не думал о том, окажутся ли слова Гукова правдой. Мужчин под прицелом погнали на железнодорожный переезд консервного завода. А затем солдаты двинулись к домам. Красноармейцы криками и угрозами выгоняли на улицу растерянных женщин с орущими младенцами на руках и босых детей постарше. Не церемонились и со стариками. Некоторых из них, с трудом ходивших, насильно выволакивали на улицу – всех вели на железнодорожный переезд для воссоединения с главами семей. Там их ждали грузовики. Загудевшие моторами военные «студебеккеры» приступили к спешному вывозу горцев прочь от родного Ангушта.
Женщины плакали. Сосед родителей Хамзата, несмотря на то что ему было уже под сотню, оттолкнул солдат, сам вышел из родного дома и прокричал:
– Люди, запомните все: мы – вайнахи! Не надо, чтобы оьрсий [13] видели наши слезы!
Одна из женщин, выйдя из дома, пронзительно закричала:
– А как же мой отец?
Ее отец-старик в зябкой домашней одежде переминался у крыльца дома, но не мог идти до переезда, потому что с трудом передвигал ноги.
13
Оьрсий – русские люди, чечен.
– Не волнуйтесь, гражданочки! – проорал оказавшийся рядом лейтенантик. – Больных и пожилых чуть позже заберет специальная санитарная команда.
Виктор Иванович прервал свой рассказ, а потом, закурив и нервно затянувшись, добавил:
– Действительно, вскоре за ними пришла специальная команда солдат: стариков и больных вывезли, уложили на возвышенное место и с другого кургана расстреляли.
После этого он с минуту вглядывался в мое лицо, пытаясь понять, наверное, поверил я ему или нет. Я поверил. Еще до встречи с ним я читал о трагедии в высокогорном ауле Хайбах, где убили более семисот человек. Вина их состояла в том, что двадцать третьего февраля в горах шел сильный снег, жители не могли спуститься с гор и срывали установленный Кремлем график депортации. Комиссар госбезопасности Михаил Гвишиани (впоследствии – сват премьера Алексея Косыгина) приказал загнать людей в конюшню и сжечь [14] .
14
Речь идет об известной трагедии Хайбаха, подтверждаемой многими свидетелями (Гаев С., Хасидов М., Чагаева Т. Хайбах: следствие продолжается. – Грозный, 1994). Тем не менее ряд исследователей полагают, что для каких-либо выводов о данном инциденте отсутствует источниковедческая база, а некоторые подтверждения сфальсифицированы (Козлов В. А., рук., Бенвенути Ф., Козлова М. Е., Полян П. М., Шеремет В. И. Вайнахи и имперская власть: проблема Чечни и Ингушетии во внутренней политике России и СССР. – 2011).
Вереницы «студебеккеров» непрерывным потоком везли изгнанников на железнодорожные станции и перегружали в холодные товарные вагоны, обычно используемые для перевозки скота. С целью сокращения расходов организаторы «великого» переселения народов в дощатые двухосные вагоны вместимостью до тридцати человек загружали по сорок пять, а в некоторые – трудно даже представить – до ста пятидесяти. И это на площади менее восемнадцати квадратных метров!
– В вагоне, где оказались мои родители, не было даже нар, – вспоминал Виктор Иванович. – Правда, когда вайнахи чуть не подняли бунт, переселенцам выдали доски. По четырнадцать штук на вагон. Чтобы их приладить, нужны были инструменты – их не дали. Мать не могла вспомнить почему. То ли отговорились, что нет или не положено. То ли пообещали, что скоро выдадут, но состав отправился раньше.
Сто восемьдесят эшелонов, до отказа набитых растерянными, ничего не понимающими горцами, мчались, не уступая дороги даже воинским составам, в дальние морозные степи Киргизии и Казахстана.
В «телячий» вагон, в котором ехали родители Хамзата, свет попадал только вместе с холодным ветром через щели в досках, которыми были обшиты стенки. Вскоре стало понятно, что темнота сбережет их хотя бы от лишнего стыда. Дело в том, что в качестве отхожего места была лишь дыра в полу, не огороженная от остального вагона. И это им еще повезло. В некоторых вагонах не было и дыры. Переселенцам приходилось справлять свои нужды на пол в одном из углов.
– Не могу даже представить, что перенесли тогда наши женщины, – горестно вздохнул Виктор Иванович. – Мусульманка не может себе позволить справлять нужду при всех. Замужним женщинам, наверное, было легче преодолеть стыдливость. А для молодых девушек это иногда становилось концом всего. Однажды, когда я был школьником, случайно услышал разговор матери с соседкой – они вспоминали соседкину дочь. Во время депортации та была красавицей на выданье; на третий день пути умерла от разрыва мочевого пузыря.