Драконово семя
Шрифт:
Отец на ястребиной охоте, узнав о моих намерениях, сказал:
– Пусть идет, коль решил. Заодно проверим, стал ли он мужчиной, способным принимать собственные решения и доводить до конца начатое дело.
Мне показалось: он одобрил мое предприятие, но друзья и родные смеялись над бог знает что возомнившим о себе юнцом и, чтобы лишний раз подразнить младшего товарища и брата, пели веселую песенку:
– Мальбрук в поход собрался, миронтон, миронтон, миронтене, Мальбрук в поход уехал, бог весть когда придет!
Я рассердился, сказал, что не люблю фарисейства – тем более фиглярства, – и потребовал немедленно прекратить недостойное
– Объясни нам, непонятливым, зачем тратить лучшие годы жизни на пыль дорог, дорожные харчевни и ночевки в поле, отказавшись от культурной жизни, гигиены и даже от обычных ватерклозетов?
– А еще и на утехи с непотребными девками из кабаков, – пролепетала служанка Долорес и заплакала.
Их сомнения и насмешки произвели большое впечатление, и в результате лишь несколько наиболее преданных людей согласились отправиться со мной.
Как я был тогда беспечен! Почему я не подумал о том, чем заканчивается песня: появляется паж, который приносит весть о смерти Мальбрука и сообщает, что на погребении рыцаря четыре офицера несли его кольчугу, кирасу и меч?
Утром, во вторую декаду сентября, с наступлением бабьего лета…
Я отправился в путь, а в голове еще звучали слова песни «Мальбрук в поход собрался». Мальбрук – язвительно исковерканное имя герцога Мальборо. Но я-то, слава Создателю, не герцог никчемной островной Англии, а самый настоящий принц, сын короля, наследник огромного государства. Пусть сигареты называют столь неблагозвучным именем! Но особенно обидно было вспоминать замечание моей крошки Долли. Я к ней всей душой, а она заподозрила, будто я специально уезжаю, чтобы променять ее объятия на общество трактирных девок-замарашек, – как только она могла подумать такое?
До этого путешествия мне редко доводилось отлучаться из родного дома, и потому, как только пределы города остались позади, неприятные мысли тут же покинули меня, и весь первый день был наполнен новыми впечатлениями и небольшими радостными открытиями.
На второй день дорожные наблюдения уже меньше увлекали меня, и, когда к вечеру мы разбивали лагерь для ночлега в безлюдной долине, покрытой длинными полосами теней пирамидальных тополей в лучах заходящего солнца, мне вспомнился родной очаг и я почувствовал неожиданную тоску по прежним радостям и утехам. Тогда я написал письмо родным и отдельную записку малышке Долли и хотел было отправить домой гонца, чтобы передать послания, но, вспомнив, как два дня назад все дружно высмеивали меня, решил не посылать письма и положил их в отдельную шкатулку. «Ничего страшного, – успокаивал я сам себя. – Через несколько недель я вернусь, и все станет на свои места».
После некоторых размышлений я пришел к выводу, что надо бы выяснить, насколько далека граница, выбрал лучшего всадника, верного мне человека, дал ему арабского скакуна и поручил отправиться наутро впереди нашего отряда на поиски края отцовских владений.
«Доберешься до пограничной заставы, скажи офицеру, чтобы он организовал нам встречу, и не мешкая возвращайся назад, – сказал я ему. – Если в течение пяти дней не достигнешь границы, тоже поворачивай назад».
Запыленный гонец на коне с провалившимися боками появился лишь вечером шестого дня и сообщил, что до заставы он не добрался. Я рассчитывал, что он один, налегке, да еще на резвом скакуне, сможет преодолеть расстояние вдвое большее, чем прошла за то же время наша группа. В этом случае он встретился бы с нами пополудни седьмого дня. Но оказалось, что он двигался несколько медленнее и преодолел за это время путь всего в полтора раза больше нашего: если мы за шесть дней прошли четыреста восемьдесят верст, то он покрыл семьсот двадцать.
Я разрешил всаднику отдохнуть и продолжить путь в общей группе, написал еще два письма (родным и малышке Долли) и тоже не стал посылать их, а положил в шкатулку. Выбрал другого гонца, бородатого юношу с черными как смоль волосами, и поручил ему отправиться поутру на поиски границы и вернуться назад, если в течение десяти дней не найдет ее. Утром опытный всадник пришпорил лошадь, другого моего «араба», и, опережая наш отряд, умчался в пыльную даль. Через двенадцать дней он вернулся, но, как и первый гонец, ни с чем.
Мы проходили мимо новых сел и деревень, городов и городков, встречали множество разных людей. Все они были похожи на жителей моего города, говорили на том же языке, оказывали мне положенные знаки внимания и утверждали, что они мои подданные.
У этих людей были те же жалобы, что и у горожан в столице: споры из-за земли, денег, из-за детей и женщин. Все просили меня помочь им, рассудить их по совести и по закону. «Но я не король, – объяснял я, – просто принц». «Король далеко, как до него добраться?» – вздыхали они, и мне приходилось заниматься разрешением их спорных дел.
Прошло три луны, мы двигались вперед, границы не было видно.
Может, это козни моего географа, он не хочет далеко уходить от столицы и специально подмагничивает компас, чтобы нам двигаться по кругу? Да нет, мы все время движемся на восток: утром солнце встает как раз перед нами, а заходит – за нашими спинами. А может, наше королевство не имеет пределов? Если оно беспредельно, мне никогда не добраться до его конца.
Зачем я решил искать границы нашего государства, если оно безгранично? Надо было ловить удачу в заморских краях, отправиться в путь не на коне, а на корабле: по Альдоге, она же Нёво, потом выйти в Литориновое море, а там уже рукой подать до Ингерманландии, до Шведчины с Неметчиной и даже до Туманного Альбиона. Сразиться с саксами.
Я не нуждаюсь в советах, лишь слабак ищет ответы на свои вопросы у чужого разума. Написал письма домой, но тем не менее почел за благо тоже не отправлять их, а положил в шкатулку. Нужно ли родным знать о моих слабостях, колебаниях и сомнениях? Я уже выбрал свой путь и теперь обязан пройти его до конца и вернуться домой с победой! От этих мыслей мне почему-то стало легче, и я почувствовал силы для самого сложного в моей жизни решения. Выбрал всадника, моего одногодка на лучшем моем скакуне, поручил ему хорошо подготовиться, взять достаточно еды и денег, наутро выехать на восток и, что бы ни случилось, не поворачивать назад, пока он не достигнет пограничной заставы. Гонец унесся на восход солнца и не вернулся.
Прошло несколько лет, за это время наш отряд перевалил кряжи Гиперборейских гор, переправился на паромах через огромные реки Ап, Ионесси и Елюенэ. Мы продолжали двигаться вперед. Я убеждал себя в том, что вокруг нас раскинулась та же самая моя страна: над нами тот же купол небес, и пролетающие над нами облака видим не только мы, но и жители столицы. Люди говорят на том же языке, отдают нам обычные почести, просят разрешить такие же проблемы, что и в других краях, а птицы поют те же самые песни.