Драконы Исчезнувшей Луны

Уэйс Маргарет

— Мне не нужны потайные двери, — неожиданно улыбнулся Мирроар. — Ты будешь моими глазами, Одила, а я стану твоими крыльями.

— Какими кр... — хотела переспросить она и, ахнув, осеклась. Дубинка, судя по звуку, выпала из ее рук.

А Мирроар воздел вверх свои руки. Владычица Тьмы больше не имела над ним власти, и он опять мог видеть лучистый свет, сиявший даже сквозь его опущенные веки: это заключительный аккорд начатой им магической песни разрушил последний череп, а вместе с тем и силу заколдованных пут. Человеческое тело Мирроара — тонкокожее и хрупкое, маленькое и тщедушное — стало стремительно меняться. Могучее

сердце дракона забилось в груди как прежде, кровь бурным потоком хлынула по массивным венам, наполнив мощные когтистые лапы и внушительное туловище, покрытое серебряными чешуйками. Мирроар ударил хвостом по алтарю и разбил его вдребезги, сбросив на пол все горевшие на нем свечи и превратив их в жалкую лужу расплавленного воска.

Толпа, которая только что бежала к беспомощному нищему с явным намерением разорвать его в клочья, теперь с воем улепетывала от огромного дракона.

— Седла нет, леди рыцарь, — засмеялся Мирроар, обращаясь к Одиле — Хватайся за мою гриву. Тебе придется прижаться к самой моей голове, чтобы говорить, куда мы летим. А теперь скажи мне, что с Палином, — попросил он, когда соламнийка вскарабкалась к нему на спину. — Мы можем взять его с собой?

— Тело Маджере исчезло, — ответила она.

— Этого я и боялся, — вздохнул Мирроар. — А второй, Даламар?

— Тут. Сидит один. Его руки залиты кровью.

Мирроар взмахнул крыльями.

— Держись! — предупредил он Одилу.

— Держусь! — крикнула она в ответ. — Крепко держусь!

Девушка прикоснулась к медальону с изображением пятиглавого дракона. Он обжигал ее покрытые шрамами пальцы, но эта боль была ничтожна по сравнению с той, которую она испытала, дотронувшись до Копья. Сжав медальон, Одила сорвала его со своей шеи.

Серебряный дракон высоко подпрыгнул и, поймав сильный порыв ветра, взмыл в воздух.

Одила поднесла медальон к губам и, поцеловав его на прощание, выпустила из своей руки. Вращаясь, он устремился вниз и упал в кучу пыли — все, что осталось от страшного памятника жертвам Малистрикс.

Горожане, затаив дыхание, наблюдали за битвой. Они в ужасе заголосили, увидев, как Мина, объятая пламенем, полетела вслед за своим врагом к земле. До последнего они надеялись, что она восстанет из огня, ибо такое уже случалось раньше. Однако с гор поднимался лишь дым.

Сильванеш следил за происходившим вместе со всеми. Наконец он отправился в Храм — туда вроде бы поступили какие-то важные новости. Согревшись во время ходьбы, эльф вдруг с удивлением осознал, что он жив и свободен.

Люди, заполонившие улицы, выглядели потрясенными и растерянными. Многие в голос рыдали. Некоторые бесцельно бродили по городу, не зная, что им делать, и ожидая чьего-нибудь совета. Кто-то горячо обсуждал все детали разыгравшейся битвы и возбужденно говорил о том, что новая луна ушла, а вместе с ней и Единый Бог (если только он вообще приходил), и даже Мина. Никто не обращал внимания на Сильванеша — все были слишком поглощены отчаянием, чтобы интересоваться эльфом.

«Я могу покинуть Оплот, — подумал Сильванеш, — и ни один из них даже не попытается задержать меня».

Впрочем, он не собирался покидать город, не выяснив, что случилось с Миной. Прибыв в Храм, эльф обнаружил там огромное количество людей, столпившихся вокруг тотема, и присоединился к ним, глядя в недоумении на гору пыли, оставшуюся от бывшего символа величия Владычицы Тьмы.

Сильванеш

растерянно взирал на пепел и видел, чем мог стать он сам. Он видел события, приведшие его сюда, — видел их душой, что никогда не спит, вольно или невольно наблюдая за всем и вся. Он видел страшную ночь атаки великанов-людоедов. Он видел себя, иссушаемого ненавистью к родной матери и к тому образу жизни, который она ему навязала. Он видел себя, испуганного и терзающегося виной за то, что Эльхана могла погибнуть в лапах великанов. Он видел себя, бегущего ей на помощь и светящегося гордостью оттого, что защищает эльфийский народ. Он видел удар молнии, лишивший его рассудка. Он видел себя, сорвавшегося с холма и упавшего у основания щита. Он видел то, что не могли видеть глаза ни одного смертного существа, — как темная рука Богини подняла щит, открывая ему вход. Он вошел в эту Тьму, и она сомкнулась за ним, и тогда он понял, что уже много раз видел лицо Владычицы Тьмы и смотрел на него, не закрывая глаз и не отворачиваясь.

Он снова услышал слова, которые когда-то сказала ему Мина, — слова, показавшиеся ему в то время глубоко ошибочными: «Ты полюбил не меня. Ты полюбил Бога во мне».

Он получил все, за что боролась его мать. Она хотела править эльфами Сильванести — он стал их королем. Она хотела быть любима своим народом — народ полюбил его. Это было его местью, и она была сладка. А лучшей ее частью стало то, что в конце концов он от всего этого отказался, ибо ничто на свете не могло бы ранить Эльхану больнее.

И сейчас он понял, почему Богине удалось сделать из него своего раба: заглянув в глаза его души, она заметила, что один из них был ослеплен.

21. Мертвые и умирающие

Силы оставили Рейзора еще в полете. Он больше не мог махать крыльями и перешел в неконтролируемое падение. Галдар с ужасом смотрел на стремительно приближавшиеся острые пики, однако судьба оказалась благосклонной к нему: синего дракона понесло ветром на сосновую рощу.

На мгновение оранжевые скалы, зеленые деревья, синие драконьи чешуйки и красная кровь смешались перед глазами минотавра в единую массу. Он крепко зажмурился и, изо всех сил вцепившись в гриву дракона, прижал свою голову к его шее. Затем он почувствовал сильнейший удар, услышал треск костей и ощутил запах свежей плоти, смешанный с острым ароматом сосновых иголок. Крупная ветка упала на Галдара, едва не сломав ему рог. Другая больно ударила минотавра по плечу, и одновременно на него градом посыпались мелкие сучья.

А потом наступила тишина.

В течение какого-то времени Галдар лежал неподвижно и удивлялся тому, что до сих пор жив. Все его тело ломило. Пытаясь выяснить, насколько серьезны его ранения, минотавр осторожно пошевелился. Движение не вызвало острой боли, и из этого он заключил, что кости у него все-таки целы. Кровь тоненькой струйкой текла у минотавра из носа, а в ушах звенело, но даже сквозь этот звон до него донесся тяжелый вздох Рейзора.

Голова дракона и верхняя часть его содрогавшегося туловища покоились на поваленных соснах. Высвободившись из-под веток, Галдар соскользнул с драконьей спины. На мгновение ему показалось, что Рейзор просто отдыхает на лоне природы, однако сломанные крылья и хвост, оставлявшие при каждом движении густой кровавый след на скалах, тут же развеяли эту иллюзию.