Драконы Кринна
Шрифт:
Было еще слишком рано для того, чтобы хоть кто-нибудь из достойных граждан заглянул выпить, и трактир пустовал. В этом не было ничего необычного, но отсутствие покупателей в продуктовой и кузнечной лавках настораживало, так же как и гневные возгласы, доносившиеся из архива, служившего в трудные времена местом городских собраний. Раздавался стук кулаков по столам, слышались взаимные оскорбления. В воздухе витал страх, безмятежность этого тихого села была нарушена.
Чрезвычайное собрание в архиве состоялось из-за того, что недавно видели дракона. Все жители без исключения явились на заседание и громогласно участвовали в обсуждениях.
— Что это был за дракон? — прокричал кто-то.
— А как ты думаешь, глупец? — сердито огрызнулся Гликор, управляющий работой архива.
— А почему мы должны быть так уверены, что он прилетал на разведку? С какой стати дракону нападать на нас? — поинтересовался еще один деревенский житель.
— Заткнись! Будто сам не знаешь, — ответил Сморг, старший кузнец.
Последовал громкий продолжительный обмен разрозненными репликами. Мойн Ранкель давным-давно научился не обращать внимания на вспышки бурной активности своих избирателей и был уверен, что нашел выход из затруднительного положения. Он только ждал, пока стихнет шум.
С худшей ситуацией Мойну Ранкелю пока не приходилось сталкиваться, и возникшая среди людей паника угрожала разрушить все, чего им с таким трудом удалось достигнуть. Но Мойн Ранкель был изобретательным предводителем — некоторые считали его слегка высокопарным — и, когда он поднялся на ноги, горожане постепенно обратили к нему свои взгляды. Все затихли. Мойн Ранкель, фигура, производящая впечатление, дал тишине повисеть в воздухе, перед тем как заговорил. Виртуозный политик.
— А каковы, прошу сказать, твои предложения? — спросил он, пристально глядя на Сморга. — Мечи и стрелы из твоей кузни против дракона?
Сморг не нашелся что ответить.
— А у тебя как? — Мойн Ранкель перевел взгляд на Гликора. — Может, стоит написать дракону письмо и твое красноречие убедит чудовище поискать для разрушения другую деревню?
Молчание.
Мойн Ранкель обратился к собранию, говоря самым примирительным тоном:
— Настали действительно трудные времена. Я не вижу никакого приемлемого решения нашей проблемы, и поэтому нам придется выбирать из неприемлемых вариантов. Я уверен, поразмыслив над серьезностью нашей ситуации, вы согласитесь, что мой план — единственно возможный.
Он в деталях обрисовал свой план, затем уселся на место с таким утомленным видом, который ясно давал понять, что сам он смирился с неизбежным. Мастер-манипулятор за работой. Но, как и у всех остальных членов сообщества, пот, струившийся у него со лба, был вполне натурален.
Много часов спустя, незадолго до восхода солнца, план действий Мойна Ранкеля в конце концов приняли, хотя в случае провала вина должна была пасть исключительно на него. Один только Мойн Ранкель понимал; что никаких обвинений не последует — не останется живых, чтобы их предъявить. Покинув собрание, он поймал себя на мысли, что никак не может постигнуть, почему Богам было угодно дать ему управлять такими тупицами.
«Почему я?» — думал он, направляясь в лес, на самую важную и самую пугающую встречу своей жизни.
Он с трудом пробирался по давно нехоженой тропе; с каждым шагом лес становился все более темным и зловещим. Руководство — меч о двух острых концах, понял Мойн Ранкель; идея принадлежала ему, на его долю и выпало ее осуществлять. Как жаль, что иначе с драконом никак не справиться. Но любые привычные средства обороны были, что очевидно, бессильны, оставался только один вариант — магия. И хорошо ли, плохо ли, но это означало, что придется идти к Лозлану.
По великому множеству причин никто не желал иметь с Лозланом дело. Его вид и манера общения внушали ужас. Глаза Лозлана напоминали светящиеся красные щели, лицо было сплошь покрыто морщинами, но ни одна из них не говорила о том, что их обладатель хоть раз в жизни улыбнулся. Он относился к тому роду людей, которых невозможно представить детьми. И в самом деле, ходили слухи, что Лозлан родился старым, уже с бородой. Какова бы ни была правда, но его детство явно осталось далеко-далеко позади, и, хоть маг не состоял в союзе с Богами Тьмы, не принимал он и сторону Света. С ним никогда ни в чем нельзя было быть уверенным.
Страшнее дракона и Лозлана был дракон без Лозлана, поэтому Мойн Ранкель продолжил свой путь к жилищу мага. Дойдя до вершины, он внезапно ощутил чье-то присутствие и замер на месте как вкопанный. Краем глаза Мойн Ранкель заметил, как что-то пошевелилось за деревом.
Но там ничего не оказалось.
Он повернулся на следующее движение и опять ничего не увидел. Что бы это ни было, ему удавалось оставаться вне поля зрения, всегда опережая Мойна Ранкеля. От этого можно было сойти с ума. А затем внезапно громко каркнула ворона. Мойн Ранкель от неожиданности резко развернулся и, зацепившись ногой за выступающий корень, рухнул на землю:
— Будь ты проклята! — злобно прокричал он, с трудом поднимаясь на ноги и отряхиваясь от грязи.
Прямо перед ним стоял Лозлан.
Мойн Ранкель открыл рот от удивления. Маг злорадно улыбнулся.
— О, кто же это, если не великий предводитель собственной персоной, — прошипел Лозлан и велел: — Проходи!
И великий предводитель последовал за ним.
Жилище Лозлана было столь же своеобразно, как и сам Лозлан. Постоянный туман окутывал сооружение, скрывая его от посторонних взглядов, внутри из-за того же тумана у наблюдателя складывалось устрашающее впечатление, что мира снаружи больше не существует. И, возможно, в каком-то смысле так оно и было.
Лозлан предложил Мойну Ранкелю чашечку чаю, и по столу в их сторону пошел чайник. Мага позабавила нервная реакция гостя — такие уж у него были манеры.
Мойн Ранкель изо всех сил старался сохранить присутствие духа. Когда чайная чашка спросила у него, сахара ему или молока, он не смог сдержаться и, заикаясь, проговорил:
— Из-з-звини за беспокойство, Лозлан, но я п-при-шел из-за того…
— Я знаю, почему ты пришел, — прервал его маг. — И это будет тебе дорого стоить.
— Сколько? — в страхе спросил Мойн Ранкель.