Драконы никогда не спят (сборник)
Шрифт:
Прежде она жила в провинции, ничего не зная о придворной жизни. Говорили, что принц ведет себя замкнуто и очень скромно, редко показывается на людях – только на официальных церемониях, которыми пренебречь невозможно. Значит ли это, что принц – мечтательная тонкая натура? Что он проводит дни в раздумьях или над книгами? Или он болен? На его лице, когда закончилась церемония, Янина видела страдание. Тот человек в малиновом халате – врач? Но почему он в домашнем – в день праздника?
Она вспомнила короля и почувствовала, что отчаяние близко. Отчаяние – гадина,
Она стала думать о доме. О том, как обрадуется тетка. Ведь она точно обрадуется и будет горда. Соберет пир. Приедут все соседи. Станут пить, петь и воображать себе Янину на троне, Янину-королеву…
Рано или поздно король умрет, подумала Янина со спокойной жестокостью. Тогда я… тогда мы с принцем будем свободны. Никто не посмеет грубить мне.
Она посмотрела на свои руки и тут же вспомнила о перстнях. По затылку будто провели холодной серебряной ложкой: там, откуда она только что уехала, ее ненавидят и желают смерти. Еще вчера ее никто не знал – а сегодня готовы перегрызть шею. Так хочется сказать им: подавитесь. Забирайте корону, деритесь за нее, только оставьте меня в покое, дайте посидеть одной на песчаном пляже посреди леса…
Карета остановилась. Опустилась подножка. Незнакомый лакей с поклоном подал Янине руку.
Три дня она говорила только в случае крайней необходимости. Изволит она дичь или рыбу на ужин? Рыбу. Изволит она пожестче перину или помягче? Помягче. Место, куда ее поселили, было похоже на очень удобную тюрьму: маленький замок с крошечным внутренним двором, часовые на стенах и даже, кажется, пушки над воротами. С момента прибытия в замок Янины никто из его обитателей наружу не выходил: благо продуктов было припасено достаточно, и даже рыба имелась живая – в огромном садке с водорослями.
На третий день привезли платье.
Янина даже приблизительно не знала, когда будет свадьба. Платье оказалось сшито по меркам, снятым в день выбора невесты, и повисло на теле, как мешок: Янина похудела за три дня. Портные пришли в замешательство и тихо переговаривались, до Янины доносились обрывки реплик:
– Точно, точные мерки, у меня документ есть…
– Да хоть сравнить с тем платьем, что было на ней во время церемонии…
– …ничего не докажешь. Когда он такой, ему ничего не докажешь, а сейчас он…
– Тихо! Ушивай. Должны управиться. Шлейф хорошо лежит, и ладно…
Янина стояла, как манекен. Из зеркала на нее смотрела черная и худая, убитая горем невеста. Краше в гроб кладут…
– Что за мешок вы на нее надели? – послышался голос.
Янина узнала бы его с завязанными глазами.
Портные ринулись объяснять. Во множестве зеркал, протертых до совершенного блеска, отражалась со всех сторон почти лысая круглая голова. Король не слушал портных, он глядел только на Янину. Она запоздало сделала реверанс: увяла, как цветок, на полторы секунды, и снова выпрямила спину.
– Что же вы молчите, принцесса? Вам нравится платье?
– Ваше величество не давал мне разрешения говорить.
Он жестом остановил объяснения портного.
– А вы злопамятны? – спросил с удивлением. – Мне описывали вас как добрую, покладистую девушку…
– Я, безусловно, добра и покладиста. – Она еще раз наклонила голову. – К услугам вашего величества.
Он чуть приподнял уголки жестких губ.
– И что же, за три дня спокойной жизни на всем готовом вы ухитрились отощать на горе этим добрым людям?
Он кивнул на портных. В его голосе Янине померещилась ирония. А может, зря померещилась: прежде король не опускался до таких мелочей, как насмешка.
– Я полагаю… – Янине показалось, что слово «полагаю» достаточно передает все равнодушие, с которым она относится к свадебным приготовлениям. – Я полагаю, что мастера сумеют найти выход. Главное, шлейф хорошо лежит.
– В самом деле. – Он посмотрел на портных, те невольно попятились. – А что мне донесли, у вас есть какая-то особенная сорочка?
Янина покраснела. Бестактность еще тяжелее сносить, чем грубость.
– Эту сорочку подарила мне покойная мать. Вместе со своим благословением. Только и всего.
Он кивнул, будто бы совершенно удовлетворенный ответом.
– Свадьба через неделю.
– Так рано?!
Она очень надеялась, что в голосе у нее было только изумление и ни нотки отчаяния.
– Так рано, да, потому что ни у кого нет времени. – Король повернулся, и все его отражения двинулись по кругу, как фигурки на карусели. – У меня к вам разговор, принцесса. Соблаговолите выйти во двор, когда закончите с тряпками.
Она вышла во двор с ощущением, что идет на плаху. Квадратный газон, неестественно зеленый, рамкой ограничивал мраморную площадку с фонтаном и парой деревянных скамеек. Фонтан журчал, но в его звуке не было покоя: вода тоже работала и сознавала это. Ее шум призван был скрывать от посторонних разговоры на скамейке: в этом месте, открытом взгляду с любой из стен, на расстоянии двух шагов уже нельзя было расслышать друг друга.
Король сидел, закинув ногу на ногу, глядя в небо, где собирались тучи. Солнце, закрытое серой однородной пеленой, казалось белым кругом – глазом вареной рыбы.
Янина подошла и молча увяла в реверансе.
– Сядьте. – Он указал место рядом с собой.
Она села и оказалась от него почти так же близко, как несколько дней назад – в карете.
– Вы видели моего сына?
– Да, ваше величество.
– Он тяжело болен.
У Янины подобрался живот.
– Вы заметили, не правда ли? – Король наблюдал за ней.
– Да… но я не поняла, что с ним, он…
– Он идиот, – сказал король и вдруг улыбнулся.
Если бы не эта улыбка, Янина растерялась бы, возможно, что-то спросила, долго пыталась бы осознать и потом примириться. Но он улыбнулся так жутко, что Янина не издала ни звука и даже, кажется, не содрогнулась.