Драконы ночи
Шрифт:
– Нет, к сожалению. Хотели со здешнего детсада начать. Но такая толпа вдруг собралась.
– Зашевелился народ, – Шапкин снова хмыкнул. – Ткнули шилом в задницу, вот и зашевелились. Вас Екатериной Сергеевной зовут?
– Да, это вот Анфиса… Анфиса Марковна. Мы… честное слово, мы сами хотели, ну в смысле помочь вам в розыске. Я думала, вы все в отделе заняты по убийству, так что не до наших проблем вам сейчас.
– Я, между прочим, в «Дали» еду, – объявил Шапкин. – Давайте со мной. Тут вам, голубы мои, все равно особо ничего не светит.
– Это почему? – расхрабрилась
– Башку бы вам тут быстренько сфотографировали за эти ваши расспросы. – Шапкин отвечал Анфисе, а смотрел на Катю. – Как вы вчера просочились оперативно туда, на место-то…
– В лес? Мне дежурный поехать разрешил. Скажите, Роман Васильевич… какие-то данные новые по убийству уже есть?
– Экспертизу проводят, даже несколько экспертиз. Нам сначала с этим надо разобраться. А в городе план «Вулкан» введен, проверки идут. А вы со своим фотоаппаратом, с любопытством своим…
– Это не любопытство! В пансионате родственники девочки напуганы. Вчера вечером вообще разговор был какой-то на эту тему странный, совершенно невероятные вещи нам рассказывали, причем на полном серьезе. И в этой ситуации мы с подругой посчитали, что самым правильным выходом из сложившейся нездоровой ситуации будет найти того ребенка, который…
– Не ребенок заварил всю эту кашу, эту дрянь с рисунком, – оборвал Шапкин. – Взрослый. Я вчера кое с кем посоветовался из наших, ну кто в этом деле кумекает – в живописи, в рисовании. Рисунок сделан вполне профессионально в смысле техники, анатомии, композиции. Взрослый художник все это малевал, причем неплохой художник, с воображением, м-да… Ладно, поехали в этот ваш пансионат?
Машина – та, что стояла у опорного пункта, была совершенно невообразимого вида: то ли «УАЗ», то ли допотопный джип-сафари, угловатый какой-то «самодел» на высоких колесах, с прожекторами, укрепленными на крыше. Катя и Анфиса еле-еле вскарабкались в него, так было высоко, неудобно, жестко.
Зато Шапкин чувствовал себя за рулем этого уродца весьма комфортно. Водил же он тоже как-то по-разбойничьи, лихо, то и дело бросая руль – то прикурить, то пошуршать какими-то бумагами, разбросанными на переднем сиденье, то пригладить пальцами в зеркальце заднего вида свой «причесон», хотя чего там было приглаживать?
– Как отец мальчика? – спросила Катя осторожно. – Сообщили ему?
– Сообщили. Вечером. А сегодня он в школе. Урок ведет.
– Какую же надо иметь выдержку?! – У Кати сердце защемило. – Что, неужели некем его на уроке было заменить?
– Он сам на работу явился. Он мужик тот еще. Он вчера и на опознании был в морге.
– У вас есть хоть какие-то зацепки?
Шапкин не ответил. Они подъехали к отелю, и Шапкин сразу же двинул в холл на рецепцию.
Там, кроме дежурного портье, были Хохлов и Борщакова.
– Привет, Оль, – поздоровался Шапкин совершенно по-свойски.
– Здравствуй, Рома. Слава богу, ты
Катя прикинула: они почти ровесники, может, она чуть постарше его. И, видимо, давно и хорошо знакомы. Ну, так всегда и бывает в маленьких провинциальных городках. Так почему же тогда Борщакова не сама отправилась в милицию – к нему, к своему знакомому, по поводу рисунка, а послала туда человека совершенно постороннего, приезжего – ее, Катю?
– Кликни дочку, – попросил Шапкин. – Где она хорошо, спокойно себя чувствует? В номере у вас или где-то на людях – там я с ней и переговорю.
– Я позвоню, горничная ее сейчас приведет. Дашенька любит наш зимний сад.
– Ну, пусть будет зимний сад.
– Мне нельзя присутствовать?
– Лучше не надо, я с ней сам потолкую.
– Что-то не отвечает телефон в номере. Игорь, поднимись… нет, лучше я сама приведу Дашу, – Борщакова сорвалась из-за стойки.
Катя отметила, что вроде бы Ольга выглядит как обычно, как вчера – чуть мешковато сидящий деловой брючный костюм, каблуки, но… Лицо было опухшим, глаза красные, как после бессонной ночи. Она явно старалась держать себя в руках, гнать от себя страх, беспокойство, но у нее это плохо получалось – гнать.
– Клиентов много у вас? – спросил Шапкин Игоря Хохлова.
– Почти все номера заняты.
– Все наши?
– Иностранцы, только вчера приехали.
– На всех наших составишь мне отдельный список.
– Хорошо, и на… – Хохлов покосился на Катю.
– Это наш коллега, сотрудник.
Хохлов осклабился.
В это время двери лифта открылись, и оттуда вышла Ида, а за ней тот самый галантный старик-австриец, который приглашал ее вчера вечером танцевать. Кате показалось, что сегодня их соседка по отелю не только одета и причесана, а буквально загримирована, наштукатурена под Диту фон Тиз. Снова яркая губная помада, изящнейшие черные туфли на шпильках, черная юбка-карандаш и желтый пуловер, перетянутый в осиной талии широким лаковым поясом.
– Это что за птица? – спросил Катю Шапкин.
– Это Ида, она здесь отдыхает.
– Одна? Незамужняя, что ль?
– Она? Нет… кажется.
– Тоже твоя подружка?
Катя удивленно оглянулась. Он спросил это таким тоном и так просто, так панибратски перешел на «ты»… Этот здоровенный дядька опер…
Шапкин провожал взглядом «видение на шпильках». Провожал, провожал… Видение испарилось. Он потер подбородок. Катя снова прикинула: дядька-то дядька, но вроде еще и не старый… Ну надо же, у него на службе такое, такие дела творятся, а он…
Лифт снова открылся: Борщакова.
– Даши нигде нет. У меня в номере уборка, горничная божится, что сама отвела ее…
– К Марусе Петровне? Ну, правильно. Я сейчас снова ей позвоню. – Хохлов приготовил мобильный.
– К этой старой дуре! – зло, нервно выкрикнула Борщакова. – А она твердит, что даже не заметила, как девочку привели, она вообще ничего не замечает, просто глохнет, когда треплется с приятельницами, с этими старыми чертовками по телефону!