Драконы Пропавшей Звезды
Шрифт:
Скай настороженно наблюдал за ней. Ни ей, ни ее Единому Богу доверять нельзя. Победа доставалась невероятно легко.
Мина подняла голову. Ответный удар молнии вырвался из ее глаз и пронзил лоб дракона.
Он прожег насквозь чешуйчатую шкуру и тело Ская до кончика хвоста. Сердце дракона вздрогнуло и зачастило. Скай не имел силы сделать вдох, его легкие лишились воздуха. Туман, плотный серый туман поплыл перед его глазами, и голова бессильно упала на каменный пол. Глаза дракона закрылись, чтобы не видеть этой мглы, которую он знал так хорошо. Из тумана до него доносился голос Китиары, звавший его. В этой серой мгле он искал ее, но мгла оказалась пуста.
Мина поднялась. Ее тело и латы были невредимы. Она чуть задержалась в пещере, наблюдая за драконом, хороня его образ в желтом янтаре своих глаз. Затем резко повернулась и вышла из логова Ская.
Нищий слепец еще долго, скорчившись, прятался в укромном месте, пытаясь понять, что произошло. Он подошел к лежбищу Ская примерно в то же время, что и Мина, только оказался не у главного, а у одного из второстепенных входов в пещеру. Его изумление, когда он узнал Мину, услышав ее голос, не знало предела. В последний раз они говорили друг с другом на дороге в Сильваност.
Она тогда сразу узнала его, узнала в беспомощном слепце-старике серебряного дракона, который когда-то охранял Цитадель.
Но изумление, охватившее его, когда он обнаружил, что она пришла в логово Ская, было ничто по сравнению с тем изумлением, которое овладело им, когда он услышал их беседу.
Теперь он начинал понимать, что происходит, начинал находить ответы на мучившие его вопросы, но эти ответы оказались не менее мучительными и были настолько неожиданными, что он не мог осознать их полностью.
Серебряный дракон чувствовал, как распаляется гнев синего дракона, и дрожал от страха за Мину, за ту сиротку, которую видел когда-то. Ему придется вернуться в Цитадель Света, чтобы принести несчастной Золотой Луне весть об ужасной смерти ребенка, которого она так любила. Он услышал треск молнии и в ужасе склонился, ожидая грома.
Но не Мина вскрикнула в страшной агонии. Крик боли исторгся из уст всесильного Ская, превратившись в жалобный стон.
Звук шагов — человеческих шагов — эхом раздался под сводами пещеры и, постепенно удаляясь, наконец стих.
Мирроар скорее почувствовал, чем услышал биение раненого сердца Ская, его неровный пульс, донесшийся сквозь каменную стену. Гигантское сердце билось все тише и тише.
Даже ослепший дракон лучше разберется в лабиринте пещеры другого дракона, чем человеческое существо — слепое или зрячее. Мирроар легко нашел путь к пещере. Обернувшись драконом, он заскользил вдоль подземных переходов, тесно прижав к бокам крылья, пробираясь как слепой человек, ощупывающий окружающие предметы руками. Звуки и запахи подсказывали ему дорогу, вели прямо туда, откуда слышался стон боли и страдания.
Мирроар не терял осторожности. В окрестностях пещеры обитатели и другие синие драконы. Мирроар слышал их слабые голоса, но слов разобрать не мог. Он чувствовал драконий запах, запах грозы, и боялся, что кто-нибудь вздумает зайти в пещеру и посмотреть, что стало с их поверженным повелителем. Если синие обнаружат тут слепого серебряного дракона, у него не будет ни малейшего шанса на спасение.
Но вот голоса угасли вдалеке. Инстинкт подсказывал Мирроару, что синие ушли, оставив Ская умирать в одиночестве. Они оставили его, чтобы последовать за Миной.
Мирроар не был особенно удивлен и уж тем более не винил их. Он отчетливо помнил свою встречу с ней. Она предложила излечить его, и он чуть было не поддался искушению. Он мечтал не столько вновь обрести зрение, сколь вернуть себе то, что потерял с уходом Богов. Но он нашел в себе силы отказаться от ее предложения. Тьма, которая окружала его, была гораздо менее темной, чем та, что поглотила ее.
Мирроар добрался до того места, где валялся на каменном полу, задыхаясь и хрипя, Скай. Хвост дракона вздрагивал, заставляя трястись стены. Тело, дергаясь, с шуршанием скользило по полу, крылья трепетали, когти бессильно скребли по камням.
Мирроар мог бы излечить тело Ская, но не разум. Преданность слуги превратилась в нем в безнадежную любовь к Китиаре, в наваждение, которое до поры до времени пока служило благородной цели. Когда цель была достигнута, это наваждение стало разрушительным оружием.
Положить конец мучениям Ская было бы актом милосердия, но Мирроар не мог позволить себе быть милосердным. Ему нужно было получить ответы. Ему необходимо было знать, правда ли то, чего он так страшился.
Распростершись на камнях пещеры рядом с умиравшим Скаем, который был его давним смертельным врагом, Мирроар расправил крылья, распростер их над содрогавшимся телом и заговорил на древнем языке драконов.
27. Дремлющий город
Сидя в темноте на толстой доске, служившей ему в этой темнице кроватью, и слушая четвертый за последний час рассказ Тассельхофа о дядюшке Пружине, Герард предавался праздным размышлениям о том, что произойдет, если он придушит несносного кендера. Будет ли это рассмотрено как убийство, за которое полагается смертная казнь, или же как акт самозащиты, дающий право на снисхождение?
— ... дядюшка Пружина отправился в Устричный с пятью другими кендерами, гномом и одним овражным гномом, имя которого я никак не припомню: кажется, его звали Пфа. Нет, так звали другого овражного гнома, с ним я сам был знаком. Ральф? Ну ладно, пусть будет Ральф. Это совершенно не важно, потому что дядюшка никогда больше с ним не встречался. Короче говоря, по дороге туда дядюшка Пружина наткнулся на кошелек, полный стальных монет. Он понятия не имел, откуда этот кошелек взялся, и подумал, что, наверное, его кто-то обронил. Но никто не заявлял о пропаже, а так как дядюшке было известно, что держать что-либо в руках — это почти то же самое, что владеть, он решил потратить богатство на всякие волшебные штуки: кольца, заклятия, снадобья. Нужно сказать, что мой дядюшка был сам не свой насчет всякой магии. Он часто говаривал, что, поскольку никогда неизвестно, что за отвар тебе попался, не забывай зажать нос, когда глотаешь его. И вот он отправился в лавку магических товаров. А когда он вошел туда, случилась совершенно невероятная вещь. Владелец лавки сам оказался магом и рассказал дядюшке, что неподалеку от Устричного есть пещера, где живет черный дракон, и у этого дракона хранится необыкновенная коллекция магических предметов со всего Кринна. Владелец лавки сказал также, что не хотел бы вводить дядюшку в расход там, где можно обойтись без всякой оплаты. Разумеется, после победы над черным драконом. Дядюшка сразу оценил эту мысль по достоинству. Почему бы и нет? Он только спросил у владельца лавки, как пройти к этой пещере. Тот любезно объяснил ему во всех подробностях, и тогда дядюшка...
— Закрой рот! — процедил Герард сквозь зубы.
— Прости, не понял? — переспросил Тассельхоф. — Ты что-то сказал?
— Я сказал, закрой рот. Мне нужно поспать.
— Но мы остановились на самом интересном месте. Когда дядюшка Пружина с пятью кендерами вошел в пещеру...
— Если ты не замолчишь, я заставлю тебя силой. — Тон Герарда не предвещал ничего хорошего.
— Сон — это пустая трата времени, — заныл Тас, — и если вы спросите меня, что я об этом думаю...
— Тебя никто не спрашивает. Помолчи.