Драконы севера
Шрифт:
Бернадетта улыбнулась. Ее фигура сзади была такой же, как у Адель. Даже две симпатичных ямки на пояснице точно там же и такие же.
Мы смотрели друг другу прямо в глаза. Стеснения и робости в ее глазах я не увидел. Бернадетта знала чего хотела. Смелый взгляд зеленых глаз пообещали мне все, что я пожелаю.
Я поклонился своей «сестричке» и первым отвел взгляд.
За ширмой Джени уже укутала Адель в простыню и помогала высушить волосы.
— В такой жаре я не смогу уснуть! — пожаловалась супруга.
— До ночи еще далеко, и жара после заката обязательно иссякнет. Обед будет готов через час, прошу леди
— Как мне надоели физиономии наших рыцарей, Грегори! Я так жажду увидеть новые лица!
— С завтрашнего утра такая возможность у вас появится, моя дорогая.
Женщины вышли и я, сбросив одежду, погрузился в освободившийся чан. Воды было по грудь, и она не была холодной, но огромное удовольствие я все же получил.
После омовения появился аппетит, и я с удовольствием пообедал в компании Адель, Бернадетты и рыцарей. Тыквенный суп, жареная курица и бокал охлажденного вина порадовали мой желудок.
После обеда все отправились подремать в тени.
К неудовольствию моему и Адель нам помешали насладиться послеобеденным отдыхом. В наш лагерь приехал барон Джаред в сопровождении десятка вассалов.
Барон отказался от обеда и предложил мне беседу наедине.
Мне оседлали коня, и мы с бароном медленно, шагом, проехались до березовой рощи и вдоль нее до ручья.
Говорил в основном барон, а я слушал.
Завтра вечером король принимает у себя во дворце всех участников турнира, и поскольку архиепископ как церковный иерарх, не одобряющий такого мероприятия как турнир, будет отсутствовать, всем будет заправлять королева–мать. Она настаивает на встрече со мной и на моем лечебном воздействии на короля Руперта в этот же вечер. В противном случае, послезавтра, когда по турнирным правилам все участники турнира выставят свои шлемы в дворике монастыря Святой Екатерины, меня объявят рекомендованным, обвинив в несдержанных словах против дам и мезальянсе.
Из турнирных правил следовало следующее:
Судьи обычно размещают шлемы на ограде внутреннего дворика в определенном порядке, над каждым из шлемов — знамя рыцаря. Затем появляются дамы, девицы и все общество, собравшееся по случаю турнира. Судьи несколько раз проходят по галереям, и один из герольдов выкликает имена участников турнира, которым принадлежат выставленные шлемы. Если дама коснется гербовой фигуры, то рыцарь, которому принадлежит шлем, может быть объявлен рекомендованным, что дает право другим участникам турнира его безнаказанно избивать. Помимо приведенной неприятной рекомендации дам, было еще несколько случаев, считавшихся более тяжкими: не сдержанное слово, ростовщичество, мезальянс (неравный брак). Два первых — не простительны. Если участник турнира, обвиненный в них, все-таки выходил на ристалище, его можно было бить до тех пор, пока шлем его не упадет на землю.
В первых, самых тяжких случаях (нарушение данного слова и ростовщичество) все рыцари и оруженосцы должны поносить рекомендованного, став к нему лицом, и бить его до тех пор, пока он не скажет, что согласен отдать свою лошадь, что равносильно признанию собственного поражения. Тогда участники приказывают слугам обрезать подпруги седла и посадить рекомендованного верхом на барьер; в таком положении, не слезая, он должен находиться до конца турнира. Лошадь же отдают трубачам и менестрелям.
Наказание дворян, замеченных в мезальянсе, менее жестоко. Их должны бить, пока они не согласятся отдать лошадь; но их оставляют на своих конях и отправляют в пространство между барьерами, где, отдав меч и булаву, они находятся под охраной герольда. Если наказанные дворяне попытаются вырваться на свободу, их усаживают на барьер.
Представив себя в полном доспехе, в синяках, сидящем на барьере весь жаркий день, всю неделю я расхохотался.
— Лорд Грегори, вам смешно?!
— Дорогой барон, я представил себя в этом дурацком положении, верхом на барьере и просто не смог сдержаться!
— Это вовсе не смешно!
— Вы вытащили меня на этот турнир для того, чтобы напугать и заставить излечить короля?
— Вас вызвал на турнир герцог Давингтонский!
— Который по странному совпадению является конюшим его величества и кузеном герцогини Бронкасл? Хорошо, вы рассказали про кнут, а где же морковка?
— Морковка?
— Да, что предлагает королева–мать в обмен на излечение короля?
— Земли севернее Клайва переходят вам вместе с городом Корнхолл и титулом графа Корнхоллского.
— То есть мне отдают, то, что я и так имею?
— Герцогиня Бронкасл умоляла ее величество взять вас под стражу как мятежника и держать в заточении до возврата ей сына и всех ее владений. Ее величество не пошла навстречу мольбам герцогини, но все может повернуться и по-другому.
— Добавьте к моим графским владениям еще город Гартунг, и закончим на этом.
— Мне передать ее величеству, что вы склонились к ее мольбам и завтра вечером исцелите короля?
— Я попробую его исцелить, ведь я не маг, я только сын дракона….
— Ваша скромность делает вам честь, лорд Грегори!
Проводив барона, я вернулся в лагерь.
Адель дремала на походной постели в моей палатке под занавесом из тонкой кисеи. Надоедливые мухи и комары ее там не беспокоили.
Сняв сапоги и камзол, я осторожно пробрался к супруге под этот полог и лег рядом.
— О–о–о, Грегори! Не обнимай меня, ты весь просто огненный, и я буду потеть…
Пришлось отодвинуться от нее подальше. А потом я уснул.
Глава 19
Въезд в город происходил торжественно и в определенном порядке: во главе кортежа — мой боевой конь Малыш с плюмажем на голове и бубенцами на шее, в попоне, на которой над каждой ногой нашит мой герб золотой дракон на голубом поле. Верхом сидел малолетний паж, самый младший из моих пажей двенадцатилетний Кайл Граветт — непосредственно на попоне.
Рядом, не менее богато украшенный, выступал конь герцога Давингтонского. Затем шествовали кони участников турнира, по два в ряд, в попонах, украшенных гербами. Далее — трубачи и герольды со своими помощниками; замыкали процессию участники турнира, каждый со своей свитой. Я ехал во главе своих пяти рыцарей.
Герцог Давингтонский во главе своей пятерки. Мы с ним раскланялись из седел, не подавая руки. На вид ему было около сорока, его грузность увеличивала его возраст. На самом деле герцогу было тридцать, но неумеренное пристрастие к элю и жареной кабанятине добавило ему лишнего веса. Под солнцем он обильно потел, беспрестанно промокая лоб огромным кружевным платком.