Шрифт:
КНИГА ПЕРВАЯ
ПРОЛОГ
ВЕЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК.
«Смотри-ка, Берем! Тропинка! Странно, правда? Сколько мы с тобой охотимся в здешних лесах — и никогда ее не видали…»
«А по-моему, ничего особенно странного. Сгорели какие-нибудь кусты, вот она и открылась. Подумаешь, звериная тропка…»
«Давай посмотрим, что там? Если это вправду звериная тропка, может, нам попадется олень! А то целый день ходим — и все без толку. До чего не люблю возвращаться домой с пустыми руками!»
Не дожидаясь моего ответа, она сворачивает на тропинку. Я пожимаю плечами и иду следом за нею. И правда, почему бы не побродить еще в такой хороший денек? Наконец-то лютая зимняя стужа уступила теплу. Солнце ласково греет шею и плечи. Легко шагать по лесам, опустошенным пожаром. Ни тебе плюща, лезущего под ноги, ни колючих кустов, царапающих одежду… Наверное, лес загорелся от молнии: не иначе, все та чудовищная гроза, что бушевала здесь прошлой осенью…
Тропа, однако, тянется и тянется бей конца и начинает надоедать мне. Сестра ошиблась: тропу протоптали не звери. Человеческая это тропа. И старинная к тому же. Так что не будет у нас нынче на ужин свежего мяса…
Все-таки идем дальше. Солнце высоко стоит в небе. Я устал и проголодался. Кругом не видно ни единого живого существа.
«Пошли домой, сестренка! Тут ничего нет!»
Она останавливается и вздыхает. Ей тоже жарко; я вижу, что она устала и отчаялась. Какая она худенькая! Слишком много работает — ей приходится делать и женские дела, и мужские. Вот и сегодня она охотится в лесу вместо того, чтобы сидеть дома и выслушивать нежные признания ухажеров. Она кажется мне красивой. Люди говорят, будто мы с ней похожи, но я-то знаю, что это не так. Просто мы с ней гораздо ближе друг другу, чем иные братья и сестры.
«Похоже, ты прав Берем, — говорит она. — Ни следа не видать… Хотя погоди, братик! Что это?.. Там, впереди!»
Тут и я замечаю впереди какое-то трепещущее сияние, разноцветную радугу, пляшущую в воздухе, — ни дать ни взять все самоцветы Кринна сложили в корзинку и позабыли на залитой солнцем поляне.
У сестры округляются глаза:
«Врата Радуги!..»
«Ха-ха! Что за девчоночьи глупости!»
Я смеюсь, однако бегу следом за ней. Ее нелегко догнать: я, конечно, гораздо выше и сильнее ее, зато она проворна, как олененок.
И вот мы выбегаем на поляну. Если молния в самом деле поразила лес, должно быть, громовая стрела ударила именно сюда. Земля кругом разворочена и сожжена. Передо мной развалины какого-то здания: изломанные колонны торчат из обугленной земли, точно перебитые кости, выпирающие из тронутой тлением плоти. Тяжелая, давящая тишина висит над поляной. Ничто не растет здесь — и не росло вот уже множество весен. Я хочу бежать прочь… Но не могу.
Ибо перед моими глазами — великолепное, прекрасное зрелище. Оно прекрасней всего, что я видел в своей жизни, всего, о чем мечтал. Передо мной — обломок колонны, сплошь усыпанный драгоценными камнями! Я ничего не смыслю в камнях, но вижу с первого взгляда, что им поистине нет цены. Меня охватывает дрожь. Я спешу вперед и, встав на колени перед обломком, принимаюсь очищать его от грязи и пыли.
Сестра опускается на колени подле меня.
«Смотри, Берем! Разве не чудо? В таком жутком месте — и такие прекрасные камни… — Она оглядывается кругом, и я чувствую, что ее тоже начинает трясти. — Как ты думаешь, что здесь было раньше? — продолжает она. — Я чувствую что-то такое торжественное… Священное… Но и злое… До Катаклизма здесь, наверное, был храм! Храм темных Богов. Берем!.. Что ты делаешь?»
Я вытаскиваю свой охотничий нож и начинаю помаленьку выколупывать один из камней, искрящийся зеленым сиянием. Он величиной с мой кулак, а блестит ярче, чем солнце в зелени листьев. Податливая известка легко крошится под ножом…
«Остановись, Берем! — пронзительно вскрикивает сестра. — Это… Это же святотатство! Это место посвящено какому-то Богу! Не смей!..»
Камень под моей рукой холоден, как и полагается камню, но я чувствую исходящий из него зеленый огонь. Я не обращаю внимания на протесты сестры:
«Ты сама только что говорила, будто это Врата Радуги. Смотри, так оно и есть! Легенда гласит, будто тот, кто пробежит под радугой, найдет горшок золота. Вот и мы нашли клад. Чего ты боишься? Если здесь и вправду некогда жил какой-нибудь Бог, так он, поди, давным-давно сбежал. Тут нет ничего, кроме мусора! Если бы этот храм был нужен Богам, они, верно, позаботились бы о нем. Да и не обеднеют они, если я приберу камешек-другой…»
«Берем!..»
В ее голосе звучит страх. Девочка испугалась. Глупая девчонка. Право, она начинает меня раздражать. Я почти высвободил камень. Он уже шатается…
«Послушай, Джесла! — Меня трясет от возбуждения, я едва могу говорить. — Нам с тобой не на что жить — после такой-то зимы, про пожар я уж молчу! Ты только подумай, сколько денег принесет нам на гаргатской ярмарке один этот камень! Мы сможем уехать отсюда! Мы станем жить в городе… Может, даже в Палантасе! Ты столько мечтала взглянуть на тамошние чудеса…»
«Нет! Берем, не смей! Это святотатство! Я запрещаю тебе!»
Ее голос строг и суров. Я еще не видел ее такой. На какой-то миг меня охватывает сомнение… Я отодвигаюсь прочь — прочь от сломанной колонны с ее радугой самоцветов. Я тоже начинаю чувствовать нечто темное и пугающее, некую тень, которая витает над этой поляной… Но камни слишком прекрасны. Они так сверкают и переливаются на солнце. Нет, говорю я себе. Здесь больше не живет никакой Бог. Никакой Бог не охраняет эти руины. Никакой Бог не хватится самоцвета — одного-единственного самоцвета, — вделанного в обломок колонны, валяющийся на всеми забытой поляне…