Драконы весеннего рассвета
Шрифт:
— Мы обязаны им жизнью, — продолжал Танис. — Как и все эльфы, они глубоко чтут жизнь и потому помогают тонущим в море. Этот человек — ее муж…
— Зебулах, — сказал волшебник и протянул руку.
— Я — Танис Полуэльф, — назвался Танис. — Это — Золотая Луна и Речной Ветер. Они с Равнин, из племени кве-шу. А это — Берем из…
Он запнулся и умолк, не зная, как продолжать.
Аполетта вежливо улыбнулась, но улыбка тотчас пропала с ее лица.
— Зебулах, — распорядилась она. — Отыщи тех, о ком говорил Полуэльф, и приведи их сюда.
— Может, мне с тобой пойти? — предложил Танис. — Если уж ты решил, что я вот-вот тебя съем, почем знать, что выкинет Карамон…
— Нет, — покачала головой Аполетта. Капли воды сверкали в ее волосах и поблескивали на коже, чуть зеленоватой. — Пускай варвары идут с Зебулахом, Полуэльф, а ты останешься здесь. Я хочу побеседовать с тобой и услышать побольше о войне, которая, по твоим словам, нам угрожает. Если драконы в самом деле проснулись, это воистину печальная новость. И если так — боюсь, ты прав: безопасности нашего мира приходит конец…
— Я скоро вернусь, любимая, — сказал Зебулах.
Аполетта протянула мужу руку. Он поднял ее к губам и нежно поцеловал тонкие пальцы. Танис перевел Речному Ветру и Золотой Луне слова Аполетты, и жители Равнин с радостью согласились пойти с Зебулахом за Карамоном и Тикой.
Шагая следом за магом таинственными, сумрачными, наполовину обрушенными улицами Истара, они слушали его рассказ о гибели великого города.
— Видите ли, — говорил Зебулах, указывая им то на одно, то на другое приметное здание, — когда Боги обрушили на Кринн пылающую гору, она поразила Истар, и в земной тверди образовался гигантский кратер. Морская вода ворвалась внутрь и заполнила провал. Так образовалось то, что теперь называется Кровавым Морем Истара. Большинство домов Истара было разрушено, но иные все-таки уцелели, а в некоторых местах задержался даже воздух. Морские эльфы обнаружили это место и завели обычай доставлять туда моряков с опрокинувшихся кораблей. Многие приживаются и чувствуют себя как дома…
В голосе мага звучала гордость, невольно забавлявшая Золотую Луну, хотя врожденный такт и доброта не давали ей хоть чем-то выдать себя. Гордость собственника, подумалось ей. Этот Зебулах вообразил себя прямо-таки хозяином развалин и рад был продемонстрировать их заезжим гостям.
— Но ведь ты — не морской эльф. Ты — человек. Как вышло, что ты здесь поселился? — спросила Золотая Луна.
Маг улыбнулся… Прошлое заново поднялось у него перед глазами.
— Я был молод и жаден, — сказал он негромко. — Все искал способ побыстрее сколотить состояние. Я использовал свою магию, чтобы перенестись в глубину океана на поиски затерянных сокровищ Истара. И я нашел сокровище. Но вовсе не золото и не серебро… Как-то вечером я встретил Аполетту, проплывавшую морскими лесами. Я увидел ее прежде, чем она меня, и она не успела вовремя изменить облик. Я влюбился с первого взгляда… Сколько труда я положил на то, чтобы завоевать ее! Она не может жить наверху, и я остался здесь. Здесь, под водой, мир спокойствия и безмятежной красоты. И однажды я понял, что не хочу возвращаться к прежней жизни. Но иногда все-таки приходит желание перекинуться словечком с племенем сухопутных. Вот я и брожу по развалинам, ища новичков, которых приносят эльфы…
Золотая Луна внимательно рассматривала руины. Когда Зебулах кончил свой рассказ, она спросила его:
— А где знаменитый храм, в котором служил Король-Жрец?
По лицу мага пробежала тень… Теплота воспоминаний сменилась скорбью, к которой примешивался гнев.
— Прости, — быстро сказала Золотая Луна. — Я совсем не хотела…
— Нет-нет, ничего, — коротко и грустно улыбнулся Зебулах. — Напротив, я нахожу даже полезным припоминать иногда мрак и ужас того несчастного времени. В своих ежедневных скитаниях я иногда начинаю забывать, что в этом городе когда-то жили… Плакали, смеялись, любили… А на улицах играли дети — в том числе и в тот ужасный вечер, когда Боги обрушили с небес огненную гору… — Он помолчал немного, потом тяжело вздохнул и продолжал: — Ты спрашиваешь, где храм? Его больше нет. В том месте, где, бывало, стоял Король-Жрец и выкрикивал самонадеянные угрозы и попреки Богам, теперь черный провал. Морская вода залила его, но там ничто не живет. Ни рыбы, ни водоросли. Никто не измерял его глубины — морские эльфы и близко к нему не подплывают. Однажды я заглянул в его страшную тьму — и почти сразу бежал, не вынеся ужаса. Я думаю, он тянется до самых недр зла… — Зебулах остановился посреди полутемной улицы и пристально вгляделся в лицо Золотой Луны. — Я понимаю, виновные были наказаны. Но за что же невинных?.. Почему их обрекли на такие страдания?.. Я вижу, ты носишь медальон Мишакаль, Целительницы. Можешь ли ты мне ответить? Как учит об этом твоя Богиня?..
Жрица замешкалась — она не ожидала вопроса. Потом попыталась прислушаться к себе: что подскажет ей сердце? Речной Ветер стоял подле подруги — как всегда, суровый, бесстрастный и молчаливый.
— Я и сама размышляла об этом… — Проговорила наконец Золотая Луна. Придвинувшись к Речному Ветру, она коснулась руки мужа, черпая уверенность в его сдержанной силе. — Однажды, во сне, я понесла наказание за свое маловерие… За то, что задавала вопросы. Я была наказана потерей любимого… — Речной Ветер обнял ее, как бы желая уверить: я здесь, я жив, все хорошо. — Иногда я стыжусь того, что без конца вопрошаю, — продолжала Золотая Луна. — Но я сразу припоминаю, что именно вопрошание и привело меня к древним Богам… — Она умолкла. Речной Ветер провел ладонью по ее бледно-золотым волосам. Она подняла голову и улыбнулась. — Нет, — тихо ответила она Зебулаху. — Разгадки этой великой тайны у меня нет. И я по-прежнему вопрошаю. Я закипаю гневом, видя, как страдают безгрешные, а злодеям — все нипочем. И теперь я знаю, что мой гнев — это огонь кузнечного горна. Его жар претворяет ком сырого железа — мой дух — в упругий стальной стержень, который есть моя вера, поддерживающая бренную плоть…
Молча и задумчиво смотрел Зебулах на Золотую Луну, стоявшую среди развалин Истара. В волосах молодой женщины, казалось, таился солнечный свет, которому не суждено было более коснуться останков древнего города. Прекрасное лицо было отмечено следами тяжких и темных дорог, которые ей выпало прошагать. Но следы пережитого не портили ее красоты — нет, они скорее подчеркивали ее. В синих глазах светилась мудрость и затаенное счастье: она ведь несла в своем чреве новую жизнь.
Взгляд мага обратился к мужчине, нежно обнимавшему подругу. Его суровое лицо тоже щедро отметили страдания и труды далеких дорог. Но в темных глазах была та же любовь, а могучие руки бережно и заботливо обнимали женские плечи.
А может, и зря я столько времени провел под водой, подумалось Зебулаху, и он вдруг почувствовал себя очень старым и очень несчастным. Может, и я сумел бы кому-то помочь, если бы остался наверху и, как эти двое, направил жар своего гнева на поиск ответов. Вместо этого я дал гневу разъесть свою душу, так что в конце концов мне только и оставалось спрятать его здесь…
— Пойдемте, — сказал Речной Ветер. — А то как бы Карамону не взбрело в голову самому пойти разыскивать нас. Не удивлюсь, если он уже где-нибудь бродит…
— Пожалуй, — кашлянув, сказал Зебулах. — И правда, пойдемте. Только, по-моему, эти парень с девушкой вряд ли куда ушли. Он был совсем слаб…
— Он был ранен? — обеспокоенно спросила Золотая Луна.
— Телесно — нет, — ответил Зебулах, сворачивая в захламленный проулок и направляясь к полуобрушенному зданию. — Ранен был его дух. Я понял это еще прежде, чем девушка рассказала мне о его брате-близнеце… Ясный лоб Золотой Луны прочертила морщинка. Она сжала губы.
— Прости, госпожа с Равнин, — улыбнулся Зебулах, — но я как раз вижу в твоем взгляде огонь того самого кузнечного горна… Жрица залилась румянцем.
— Я же говорила тебе, что мне еще очень далеко от совершенства. Да, мне следовало бы принять как должное и самого Рейстлина, и то, что он сотворил со своим братом. Мне следовало бы верить, что все это — лишь необходимый шаг на пути к величайшему благу. Мало ли чего не в состоянии постичь мой скудный рассудок! Но, боюсь, это превыше моих сил. И я молю Богов только о том, чтобы больше с ним не встречаться.
— А я — нет, — неожиданно проговорил Речной Ветер, и голос его не предвещал Рейстлину добра. — Я — нет, — повторил он угрюмо.