Драконы зимней ночи
Шрифт:
На фоне мчавшихся облаков едва вырисовывались вершины деревьев. Ночную тишину нарушало лишь журчание серебряной реки, струившейся между камней, и тот самый плеск, что привлек внимание Гилтанаса.
Сильвара купалась, не обращая внимания на стылый воздух. Ее одежда лежала на берегу, рядом с обтрепанным одеялом. При всем своем эльфийском зрении Гилтанас видел лишь ее плечи. Запрокинув голову, девушка мыла свои длинные волосы, струившиеся, как паутина, по поверхности воды. Молодой эльф смотрел и смотрел на нее, забывая дышать. Он знал, что ему следовало уйти, но, зачарованный, не мог сдвинуться с места.
И тут облака разошлись. Солинари, серебряная луна, была видна лишь наполовину, но ее лучи облили ночное небо холодным сиянием, Сильвара поднялась из воды. Капли воды серебрили ее кожу и волосы, сверкающими ручейками сбегали по телу, озаренному серебряным светом… Красота девушки вошла в сердце Гилтанаса, как отточенная стрела, — он ахнул.
Сильвара вздрогнула, в ужасе озираясь кругом, и дикая грация ее движений лишь подчеркнула ее прелесть, — Гилтанас хотел сказать что-нибудь, успокоить ее… но не находил слов.
Сильвара бегом бросилась из воды туда, где была сложена ее одежда. Но не затем, чтобы поспешно прикрыть наготу: нагнувшись, она схватила нож и вновь выпрямилась, готовая защищаться.
В лунном свете от Гилтанаса не укрылась дрожь ее тела, и он живо вспомнил косулю, которую когда-то загнал после долгой охоты. В ее глазах бился точно такой же страх, как тот, что полнил теперь лучистые очи Сильвары… Дикарка продолжала оглядываться. Несколько раз ее взгляд скользнул прямо по тому месту, где стоял Гилтанас, и юноша мимолетно спросил себя, — почему она меня не замечает? При ее-то эльфийском зрении…
Она внезапно повернулась, собираясь бежать от опасности, которую, не видя, все-таки чувствовала.
Гилтанас наконец обрел дар речи:
— Погоди, Сильвара! Постой! Не бойся. Это я, Гилтанас… — Он говорил тихо, спокойным голосом, так же, как с той несчастной косулей. — Зря ты ходишь одна; мало ли…
И Сильвара, изготовившаяся к прыжку, помедлила, стоя наполовину в лунных лучах, наполовину в спасительной тени. Гилтанас пошел к ней, как на охоте, продолжая негромко говорить, голосом и взглядом удерживая ее на месте:
— Поодиночке опасно… Разреши мне побыть здесь с тобой: я так и так собирался поговорить с тобой, Сильвара. Пожалуйста, не уходи, послушай меня. Мне очень нужно поговорить с тобой… И я тоже не хочу быть один. Не бросай меня, Сильвара. Меня и без того все бросили… Не уходи…
Говоря так, он шел к ней осторожным, медленным шагом. Когда же она пугливо отшатнулась назад, он присел на камень у края воды. Пруд разделял их, и Сильвара снова помедлила убегать, наблюдая за ним. Она и не пыталась одеться: ей, напуганной, было не до скромности. Она все еще держала нож наготове.
В душе Гилтанаса стыд боролся с восхищением. Любая эльфийка благородного воспитания давно уже валялась бы в обмороке. А ему с самого начала следовало бы отвести глаза, — но что поделать, если ее красота положительно околдовала его? Кровь в нем клокотала… Делая над собой усилие, он продолжал говорить, не зная толком, о чем. И лишь потом сообразил, что открывал ей сокровеннейшие тайники своего сердца.
— Скажи мне, Сильвара, что вообще я делаю здесь? Я так нужен отцу… Своему племени… А я здесь, вопреки всем правилам и законам. Мой народ — в изгнании. И вот я обнаруживаю единственное, что может его спасти — Око Дракона… и нате вам, тут же рискую жизнью, чтобы отнять Око у эльфов и вручить людям ради победы в войне, которую они ведут! А ведь это чужая война, не моя, не моего народа… — И Гилтанас наклонился к девушке, не спускавшей с него глаз. — Почему, Сильвара? Чего ради я навлек на себя такое бесчестье? Почему я поступил так со своим племенем?..
Он задержал дыхание: Сильвара оглянулась на спасительную темень лесов, потом вновь посмотрела на него… Сейчас убежит, с колотящимся сердцем решил Гилтанас. Но нет, Сильвара медленно опустила руку с ножом. И такая скорбь была в ее взгляде, что Гилтанас, запоздало смутившись, отвел глаза.
— Прости меня, Сильвара, — с трудом выговорил он. — Я совсем не хотел удручать тебя своими несчастьями. Я не понимаю, что мне следует делать. Я знаю только, что…
— …что должен сделать это, — закончила она вместо него.
Гилтанас вскинул глаза. Сильвара куталась в потрепанное одеяло. И это с новой силой раздуло снедавшее его пламя. Ее серебряные волосы, достигавшие бедер, переливались в лунных лучах, а драное одеяло лишь подчеркивало нежное серебро кожи…
Гилтанас медленно поднялся и пошел к ней по берегу. Она все еще держалась у самого края леса, и он чувствовал страх, свернувшийся в ней подобно тугой пружине. Нож, однако, она все-таки бросила.
— Сильвара, — сказал он. — То, что я сделал, идет вразрез со всеми законами и обычаями эльфов. Когда сестра поведала мне о задуманном ею похищении Ока, я ведь мог пойти прямо к отцу. Я мог поднять тревогу. Я даже мог сам унести Око…
Сильвара придвинулась на шаг ближе к нему, крепко держа свое одеяло.
— Почему же ты этого не сделал? — спросила она тихо.
Гилтанас как раз обходил каменные ступени, по которым в заводь сбегала речная вода, казавшаяся в лунном свете серебряной занавесью.
— Потому что я знал: мой народ ошибается, а Лорана — права. И Стурм прав. Отдать Око людям — правильно! Мы тоже должны участвовать в этой войне. Мой народ неправ. Его обычаи и установления несправедливы. Я чувствую это сердцем, но разумом поверить никак не могу. И это меня мучит…
Сильвара медленно шла вдоль берега ему навстречу, тоже приближаясь к серебряной занавеси, только с другой стороны.
— Вот и со мной то же, — сказала она тихо. — Мой… народ тоже не понимает, что я делаю и почему. Но я знаю, что поступаю правильно, я верю в это…
— Как я завидую тебе, Сильвара, — прошептал Гилтанас.
И ступил на большой камень, островком торчавший из журчащей, пенящейся воды. Сильвара, окутанная, как плащом, мокрыми волосами, была не более чем в нескольких футах.