Драконы
Шрифт:
Берлин улыбнулась:
— Научилась у Поп Лайтнинга, вот играл человек!
Джо на секунду растерялся. Поп Лайтнинг давным-давно умер в мире, за пределами Граньтауна. Наверное, лет через десять после Перехода. Старик с любопытством посмотрел на Берлин.
— Он сделал отличные записи, — наконец произнес Джо.
— Наверняка сделал. Кстати, знаешь вот эту? — Она принялась исполнять свою версию «Остывших чувств».
— Знаю ли я? Да я, можно сказать, сам ее сочинил, — сообщил Джо. — Я же был там, Берлин. Обычно ведь как? Играешь, получается отличная песня,
Он поднес к губам гармошку, но, прежде чем успел заиграть, Берлин прижала руками струны. Во внезапно наступившей тишине они услышали скрип деревянных колес.
— Бренди сегодня рано, — заметил Джо.
Берлин кивнула:
— Слишком рано. У меня какое-то нехорошее предчувствие, Джо.
Они уже не играли, дожидаясь, пока Бренди Джек обогнет дом. Он шел, подволакивая ногу, старый тощий бродяга в потрепанных обносках. Волосы такие же белые, как у Джо, но кажутся вылинявшими на фоне бледной кожи. Рядом с бродягой шел здоровенный барбос, который тащил тележку со всеми пожитками Бренди. Жестяные банки и найденные вещи, журналы, пара старых номеров «Ридерз дайджест», куча книжек с оторванными бумажными обложками, тряпки, какая-то одежда, почти вся или слишком большая, или слишком маленькая для него, сломанная фисгармония и вполне еще целое укулеле — по кусочку всего, что могло отобразить разные стороны его пятидесятипятилетней жизни.
Пса звали Нос, на голове у него была маленькая шапочка с пропеллером, который даже крутился. Берлин искренне надеялась, что Бренди просто услышал музыку и пришел сыграть им пару песен из своего мюзик-холльного репертуара.
— Привет, Джек, — сказал Джо. — Рад тебя видеть.
Бренди скорбно покачал головой. Даже в самый солнечный денек его лицо неизменно сохраняло убитое выражение.
— Тащи сюда свое укулеле, Бренди, — предложила Берлин, — сыграй нам что-нибудь.
Бренди остановился в футе от ступенек, ведущих на крыльцо. Запряженный в тележку Нос уселся рядом, колотя по земле коротким хвостом.
— Видели, какое небо? — спросил Бренди.
Берлин с Джо переглянулись. Небо постепенно светлело, но все вокруг было мрачным и серым.
— Вон туда посмотрите. — Бренди махнул рукой на запад. — В Жестяном городе что-то горит. Что-то большое.
— Горит… — начал Джо.
Берлин перепрыгнула через перила и легко приземлилась под крыльцом, отошла назад, чтобы дом не загораживал западный горизонт.
— Черт! — произнесла она.
— Что там, Берлин? — спросил Джо.
— Черт!
Она взбежала по ступенькам и исчезла в доме. Спустя миг выскочила обратно. Поверх вылинявшей футболки была наброшена джинсовая куртка, джинсы заправлены в черные кожаные сапожки. Под курткой, в ножнах под мышками, висело по ножу.
— Это горит один из наших домов, — пояснила она Джо, выкатывая из-под навеса небольшой, видавший виды мотороллер, который до этого момента стоял, привалившись к стене, словно подвыпивший товарищ, неспособный держаться прямо.
Выудив из одного из многочисленных внутренних карманов маленькую коробочку-чарофон, она вставила ее в мотороллер
— А нам что делать, Берлин? — спросил Джо, спускаясь со ступенек и останавливаясь рядом с Бренди.
— Разбуди Ревуна. Присматривайте за домом.
— А как же дежурство?
Берлин нахмурилась. Примерно через час надо будет выкатить большой фургон и проехаться по ресторанам, чтобы забрать остатки продуктов, из которых Диггеры каждый вечер стряпают для бездомных бесплатный ужин. И на этой неделе очередь Берлин ездить по ресторанам.
— Если не вернусь вовремя, пусть съездит Кейси.
— Кейси вряд ли придет от этого в восторг, — заметил Джо. — Она вечно бурчит, что ты…
Берлин только помотала головой. Дав полный газ, она рванулась с места, и заднее колесо мотороллера плевалось грязью, пока она не выехала на дорогу.
Джо взглянул на Бренди, затем пожал плечами.
— Что ж, Кейси придется побурчать еще разок, — сказал он, поднимаясь обратно на крыльцо.
Когда Берлин подъехала, перед дымящимися руинами бесплатной ночлежки Диггеров в Жестяном городе стоял большой старый «харлей». Берлин остановила рядом с ним свой мотороллер и поставила на подножку. На сиденье «харлея» лежала крупная самка хорька. Она потягивалась всем гибким телом, наблюдая, как Берлин убирает в карман чарофон.
— Как поживаешь, Лабби? — спросила девушка, погладив зверька, прежде чем подойти к рослому темнокожему мужчине, стоявшему на коленях перед руинами здания.
Вокруг висела зловещая тишина. Сейчас здесь вовсю должны суетиться обитатели дома, готовить кофе, налаживать немудреный завтрак. Рядом с ними должны отираться бомжи — Крысы Сохо вечно надеются на подачку от тех, кто и сам выживает с трудом, но все-таки выживает. Однако в Жестяном городе было пусто. Только столб дыма поднимался к небесам от большого разрушенного дома.
— Господи! — пробормотала Берлин. — Что за…
Она не договорила, потому что успела подойти к хозяину «харлея» и увидела, на что он смотрит.
— Боже мой, Никки! — Она тоже упала на колени рядом с обмякшим, изломанным телом, слезы навернулись на глаза. Дрожащей рукой девушка коснулась холодной щеки, затем отвернулась. — Штырь? — негромко позвала она, и ее низкий голос звучал еще ниже обычного.
— Только держи себя в руках, Берлин, — отозвался он. — Тут уже ничем не поможешь.
Он обнял ее, когда Берлин начало трясти. Она разразилась слезами, и Штырь крепко прижал ее к себе, не обращая внимания на влагу, которая впитывалась ему в рубашку. Он гладил Берлин по голове, пока она наконец не отстранилась, усевшись на пятки. Фиалковые глаза потемнели от боли.
— Что произошло? — спросила она, и теперь голос звучал чуть тверже.
Штырь вздохнул. Он поднялся, осмотрелся, окидывая взглядом Жестяной город и остальное пространство за ним. Дреды вились у него по спине, похожие на толстых косматых змей. Когда он снова обернулся к Берлин, кофейная кожа у него на лице как будто натянулась.