Дракула. Последняя исповедь
Шрифт:
Пламя снова пошатнулось, вытянулось. Ей послышалось, как где-то в доме хлопнула дверь. Кто-то вошел. Она вздрогнула, натянула на себя одеяло, наклонилась и задула свечу. Конечно, это не он. Князь опять забыл о ней, предпочел отправиться еще куда-то, к какой-то другой женщине.
Но дверь открылась, и Влад оказался перед ней. Она не видела его лица, потому что свеча была погашена, а огонь в камине едва мерцал. Один только факел освещал коридор за его спиной, и на фоне его тусклого света четко вырисовывался силуэт.
— Илона.
— Князь.
Влад не посмел пройти в комнату. Его остановила та холодность, с которой она произнесла титул.
— Извини, — пробормотал он. — Я…
— Позволь, я зажгу свет.
Илона поднялась, взяла со стола тонкую восковую свечу, направилась в коридор и поравнялась с ним. Он схватил ее за руку и удержал на пороге. Вспышка света упала на его лицо, и женщина мгновенно пожалела о своем упорстве.
— Не надо света, — прошептал он. — Давай останемся в темноте.
— Но я приготовила тебе еду, вино.
— Мне ничего не нужно. — Дракула сжал ее в объятиях. — Совсем ничего, кроме тебя.
Он поднял ее на руки и понес к постели. Гнев женщины разгорелся с новой силой. Разве ему не хватает шлюх, с которыми можно обращаться подобным образом?!
Влад уложил ее на простыни, сам лег рядом.
— Ах, — протянул он. — Надо поблагодарить Господа за то, что он создал гусиный пух, на котором так мягко лежать.
— Разве моему князю не требуется больше ничего, кроме как теплые, мягкие перышки под спиной? — спросила женщина, не скрывая изумления.
— Возможно, еще подушка.
Илона протянула руку, чтобы подложить ему подушку, но он удержал ее.
— Нет, подушка вот где. — Влад потянул ее к себе.
Она скользнула под него, он опустился на нее всем телом, вздохнул и сказал:
— Еще большей хвалы наш Господь достоин за то, что создал женские бедра такими мягкими и податливыми.
— Ты хочешь сказать, любые бедра? — спросила Илона, взяла его пальцы, ласкавшие ее волосы, и крепко сжала их. — Любой женщины?
— Ай! — воскликнул он. — Нет, конечно же. Я имел в виду твои бедра, Илона. Только твои!
Она решила не показывать виду, что понимает, как все это далеко от истины, но он, конечно, почувствовал, что подушка вдруг стала жесткой.
— Лежа рядом с тобой, я чувствую себя спокойным и счастливым, моя любовь. Только здесь, в этом месте, единственном для меня на всем белом свете.
— Лицемер и льстец, — прошептала она и снова принялась ворошить пальцами его густые черные волосы.
— Нет, это святая правда, — пробормотал Влад.
Илона ласкала его волосы и плечи и вдруг почувствовала, что дыхание князя стало реже, он как-то обмяк.
Она догадалась, что он заснул, но через несколько мгновений глаза его открылись.
— Ты знаешь, я уезжаю завтра. Точнее, уже сегодня. Через несколько часов.
— Это будет война, да?
— Крестовый поход. — Голос Влада дрогнул. — Победа креста над полумесяцем. Дракон усядется на султанский штандарт как на жердочку, и Мехмет согнется под моим мечом.
— Именно этого ты хочешь больше всего?
— Да, наверное. — Он улыбнулся. — Мне, воину Христа, следует думать о славе Божьей, но я озабочен и своей собственной. Я просто жажду покорить того, кто победил и завоевал других.
— Но возможно ли это? — спросила она мягко, отбросив его волосы на одну сторону. — Ведь турки очень сильны.
— Сильны? Да. Непобедимы? Нет! Их бил Хуньяди у Белграда и Ниса. Скандерберг снова и снова наносит им поражения в Албании. Я вполне могу справиться с ними здесь, с небольшой помощью.
— Которая придет из Венгрии?
— Да. Я могу заварить кашу, начать войну и некоторое время продержаться вполне успешно. Но если Корвин не двинется, не использует все золото, которое Папа прислал ему, чтобы сражаться…
— Что тогда?
— Тогда мы обречены. — Князь поднял голову. — Ты понимаешь, что только тебе я могу сказать об этом.
— Да, понимаю.
Она гладила его волосы. Он дышал ровно и будто бы безмятежно.
Через некоторое время женщина позвала:
— Влад, — но он не шелохнулся.
Илона стянула с него сапоги, сняла с себя платье, натянула на обоих теплое шерстяное одеяло и приникла к своему князю.
Дочь дубильщика не думала, что заснет, однако открыла глаза, когда за неплотно закрытыми ставнями уже брезжила заря. Она осторожно выскользнула из постели, стараясь не потревожить его, и приоткрыла окно. Да, в самом деле восток посветлел.
— Что, уже рассвет? — спросил он сонным голосом.
— Нет, мой дорогой, — сказала Илона, прикрыла ставни и возвратилась к нему. — Это горит Тырговиште. Спи спокойно.
— Ты что, шутишь?
— Да, шучу. Спи.
Через несколько мгновений он снова спросил:
— А почему у тебя такие холодные ноги?
— Они горячие как угли по сравнению с моими руками. Вот, попробуй.
Она засунула ладони ему в шаровары и прикоснулась к тому, что нашла там.
— Иисусе! — воскликнул он, приподнялся и снова повалился на спину. — Что ты со мной делаешь?
— А вот что, — проговорила женщина, продолжая ласково перебирать пальцами. — Я что-то не вижу, чтобы ты возражал.
— Илона, — простонал Влад, потом резко повернулся к ней, и его руки скользнули ей под рубашку.
— А чьи теперь руки холодные? — рассмеялась она, теснее прижимаясь к нему.
— Но ты же не возражаешь.
— Я возражаю, когда ты ничего со мной не делаешь и даже ничего от меня не желаешь.
— Правда?
— Правда, — ответила она. — Я твоя, когда бы ты ни пожелал меня. Здесь, сейчас, всегда и навеки.