Драма в Гриффин-холле, или Отравленный уикенд
Шрифт:
– А я теперь даже не уверена, что хочу его видеть, – и непонятно было, к кому относятся её слова, к старому дубу – неизменному участнику их детских игр, или к Матиасу Крэббсу.
Ожидая, пока откроют ворота, близнецы готовились к встрече с дедом, неосознанно придвинувшись ближе друг к другу, будто опасались, что их снова разлучат. Однако подготовка оказалась излишней – у парадного входа их встречали лишь дворецкий и экономка, миссис Уоттс.
Бесстрастное лицо Симмонса при виде «бедняжек» расплылось в улыбке, и сразу стало ясно, что годы прибавили ему благородных морщин. Миссис Уоттс же почти не изменилась, разве что её фигура приобрела ещё
– Добро пожаловать в Гриффин-холл, – с теплотой поприветствовала она близнецов, и от звука её голоса прошедшие годы будто съёжились, горечь, которую они принесли, улетучилась, и близнецам показалось, что им снова по десять лет и их сейчас отправят в детскую пить чай с тминным кексом.
Легко взбежав по ступенькам, они буквально ворвались в холл и сразу же наткнулись на угрюмую Вивиан. Девушка вспыхнула, словно её застали врасплох, и отшатнулась. Всё утро она безуспешно караулила старшего Крэббса, запершегося в библиотеке, и к приезду близнецов совершенно извелась. Намеченный ею план получить у деда необходимую сумму и как можно быстрее покинуть Гриффин-холл разваливался на глазах, и это приводило её в исступление.
– Доброе утро, – отрывисто сказала она. – Мы незнакомы, но полагаю, вы – Оливия и Филипп. Я Вивиан Крэббс, ваша кузина из Америки.
Близнецы по очереди пожали её узкую холодную ладонь. Впечатление она производила странное. Её слишком яркий для утренней поры наряд и причёска, наводившая на мысли о голливудских кинофильмах, выглядели неуместно в холле старинного дома. Девушка, несомненно, была чрезвычайно хороша собой, но выражение лица, напряжённое и обиженное, как у капризного ребёнка, придавало ей отталкивающий вид. Однако Оливия сразу поняла, что брат впечатлён новой родственницей.
Неловкое молчание прервалось с прибытием следующих гостей. Майкл Хоггарт буквально замер на пороге, уставившись на Вивиан Крэббс широко распахнутыми глазами. Девушка же, уловив его восхищение, поменяла позу на более изящную, при этом нисколько не смягчив недовольства.
Вслед за мужем в холл вошла Грейс Хоггарт, её лицо было серым от усталости, под глазами залегли тени. На руках у неё спал младенец, закутанный в яркую шерстяную шаль.
Пока все приветствовали друг друга и знакомились, Оливия не сводила глаз с измученного лица кузины Грейс. Да, конечно, пролетело тринадцать лет, но как совместить в своём разуме ту благовоспитанную девочку с серьёзными синими глазами, которая могла храбро вскарабкаться на дерево, чтобы спасти забравшегося туда котёнка, или отвлечь какой-нибудь безделицей внимание взрослых, пока близнецы воруют с кухни свежеиспечённые булочки, – с этой полноватой особой, в чьём облике ясно читались беззащитность и страдание.
Лакей Энглби давно уже разнёс вещи новоприбывших гостей по комнатам, а миссис Уоттс покорно стояла в некотором отдалении, ожидая, когда она сможет проводить гостей на второй этаж. Тем не менее беседа между Вивиан и мужчинами с каждой минутой становилась только оживлённее. Никто из них не желал её прерывать, пока малышка на руках Грейс не проснулась и не заявила об этом событии ликующим криком.
– Я иду наверх, Майкл. Полли давно уже пора переодеть и покормить, – обвинительным тоном сообщила Грейс, но не двинулась с места.
Мужчины неловко замолчали. Явно не желая устраивать сцену, Майкл одарил всех обаятельной улыбкой и, придерживая жену под локоть, отправился на второй этаж. Сразу после этого, к видимому огорчению Филиппа,
Близнецы остались в холле одни, но не успела Оливия съехидничать по поводу американской кузины, как в дверь позвонили, и словно бы из ниоткуда материализовавшийся Симмонс впустил тётушку Розмари.
Её впалые щёки разрумянились от волнения, руки суетливо теребили замочек старомодной гобеленовой сумки. Фетровая шляпка пожилой дамы сбилась на левую сторону и увлекла за собой шиньон из белокурых локонов (нисколько не гармонировавших с природным цветом волос), что придавало Розмари Сатклифф такой вид, будто бы она долго шла против сильного ветра.
– О, Симмонс! – произнесла тётушка Розмари со стародевическим пылом. – Я вернулась!
Дворецкий со всем возможным достоинством поклонился и, выразив свою радость по этому поводу при помощи бровей и сдержанной мимики, сделал приглашающий жест в сторону гостиной.
– А где Матиас?! – с нешуточным беспокойством спросила тётушка Розмари и тут только заметила близнецов, стоявших чуть в стороне, за раскидистой пальмой с глянцевыми листьями. – Надеюсь, он не захворал? Почему он не вышел встретить меня? Он… он что, передумал?!
Её надтреснутый голос дрожал от тревоги, слова звучали сбивчиво. На миг ей пришла в голову мысль, что письмо брата было результатом какого-то хитроумного розыгрыша, и теперь все надежды на перемену положения были для неё потеряны.
– Мы и сами ещё не видели дедушку, тётушка Розмари, – успокоительно сказала Оливия. – Симмонс сообщил, что он пока занят и присоединится к нам за ланчем.
Позволив взять себя под руку и выслушивая бессвязную историю путешествия из Йоркшира в Саффолк, Оливия проводила тётушку Розмари на второй этаж и помогла ей устроиться в крошечной, но очень светлой и приятной комнатке с окнами, выходившими в сад. Всё здесь было либо нежно-розовым, либо голубым, и эта обстановка очень подходила Розмари Сатклифф. Усевшись в высокое кресло с обивкой в мелкий цветочек и пышными рюшами по низу, пожилая дама стала похожа на одну из тряпичных викторианских куколок с фарфоровыми личиками. Сходству препятствовали только её впалые щёки и горестные складки у рта. Осмотрев комнату, она заметно повеселела и теперь уже не выглядела такой потерянной.
Оставив тётушку приходить в себя и дав обещание попросить миссис Уоттс прислать ей чашку чая, Оливия отправилась на поиски брата. Встреча с людьми, которых она не видела тринадцать лет, вызвала волну воспоминаний, а рядом с Филиппом она всегда чувствовала себя намного спокойнее.
Однако Филиппа не было ни в его комнате, ни в холле, ни в гостиной. Совсем рядом послышался переливчатый русалочий смех, и сердце Оливии сжалось от необъяснимой обиды. Не трогаясь с места, она попыталась определить, откуда доносится смех, но все звуки уже стихли, только где-то чуть слышно скрипнула дверь, а потом отбили торопливую чечётку каблучки.
«Как в спектакле, – рассеянно подумала Оливия. – Ну совершенно как в той пьесе, что мы видели в Друри-Лейн на прошлой неделе. Роковая красотка, мужчина с печальным прошлым и молодой аристократ, которому наскучила жена. Хотя в Майкле вовсе нет ничего аристократического».
Она уже собиралась спуститься в кухню, когда в Гриффин-холл прибыл Себастьян Крэббс. Из вещей при нём был только обшарпанный фибровый чемодан, не внушивший Симмонсу никакого почтения, и связка книг, каждая из которых была самым тщательным образом обёрнута плотной бумагой.