Драматическая трилогия (сборник)

Толстой Алексей Константинович

Шуйский.

Не приведи господь!

Захарьин.

Не приведи! Нам нужен властный царь,

А не опека над царем!

Мстиславский.

Вестимо!

И сам Иван Васильич указал,

Чтоб из себя мы выбор учинили.

Шереметев.

Кого ж тогда?

Щербатый.

Да

уж кого ни взять,

Он должен быть породы знаменитой,

Чтоб все склонились перед ним.

Сицкий.

Нет, князь!

Пусть тот царит, кто доблестней нас всех!

Его искать недалеко – Никита

Романович Захарьин перед вами!

Говор.

У царского кровавого престола

Он тридцать лет стоит и чист и бел.

Он смелым словом тысячи безвинных

Спасал не раз, когда уже над ними

Подъятые сверкали топоры.

Себя ж он не берег. Всегда он смерти

Глядел в глаза – и смерть, нам всем на диво,

Его главы почтенной не коснулась —

И стелется пред нами жизнь его

Без пятнышка, как снежная равнина!

Голоса.

Захарьина! Захарьина! Никиту

Романыча! Захарьина на царство!

Трубецкой (к Сицкому).

Кто против этого! боярин чист!

Корить его не станем. По заслугам

И честь ему мы воздаем; но он

Не княжеского рода – быть под ним

Невместно нам, потомкам Гедимина!

Шуйский.

Нам и подавно, Рюрика потомкам!

Голицын.

Нет, он не князь – нам быть под ним негоже!

Салтыков.

Не князь он, правда, – но с царем в свойстве!

Нагой.

Не он один! С царем в свойстве и мы!

Салтыков.

Ты брат седьмой жены, Захарьин – первой!

Захарьин.

Из-за меня не спорьтеся, бояре!

Благодарю тебя за честь, князь Сицкий,

(кланяется некоторым)

Благодарю и вас, бояре, но

Я чести бы не принял, хоть и все б вы

Меня хотели, я б не принял чести!

Я слишком прост, бояре! Не сподобил

Меня Господь науки государской.

А коль хотите доброго совета,

То есть один, который и породой

И службою нас будет выше всех:

Боярин, воевода, князь Иван

Петрович Шуйский, что теперь сидит

Во Пскове против короля Батура, —

Вот вы кого возьмите! Перед этим

Склониться не обидно никому!

Шереметев.

Нет,

Шуйского нельзя! Король недаром

Уж пятый месяц осаждает Псков!

А воевода князь Иван Петрович

Засел в нем насмерть, и на том он крест

Со всей своей дружиной целовал.

Бог весть, на сколько времени еще

Продлится облежанье; мы ж не можем

И часу оставаться без царя!

Шуйский.

Так как же быть?

Мстиславский.

Не ведаю, бояре!

Шуйский.

Царь ждет ответа – надо кончить выбор!

Захарьин (к Годунову).

Борис Феодорыч! Ты что ж доселе

Не вымолвил ни слова? В трудном деле

Ты выручал нас часто из беды —

Скажи, как мыслишь?

Годунов (встает).

Мне ль, отец названый,

Мне ль говорить теперь, когда исхода

Напрасно ищут лучшие из вас?

Но если вы мне речь вести велите,

То я скажу, бояре…

Голоса.

Громче! Громче!

Не слышно!

Годунов.

Мне казалось бы, бояре…

Голоса.

Не слышим! Громче!

Захарьин.

Да зачем ты сел

Так далеко и ниже всех, Борис?

Иль места ты не знаешь своего?

Не слышно нам! Ступай сюда, поближе!

(Берет его за руку и подводит к середней лавке.)

Вот где тебе приходится сидеть!

Годунов (кланяется на все стороны).

Бояре, вы великих предков внуки!

И ты, названый мой отец, Никита

Романович, наставник мой любезный!

Я б не дерзнул мое вам молвить слово,

Когда б вы сами мне не приказали!

Салтыков.

Куда он гнет?

Нагой.

Хвостом вертит, лисица!

Салтыков.

А забрался-таки на середину!

Нагой.

Небось он даром на конце сидел!

Голоса.

Тс! Тише! Смирно! Слушать Годунова!

Годунов.

Вам ведомо, великие бояре,

Какие на Руси теперь настали

Крутые времена: король Батур

За городом у нас воюет город;

В его руках Усвят, Велиж и Полоцк;