Драмы. Басни в прозе.
Шрифт:
Ханна. Какая неблагодарность!
Марвуд. Ах, Ханна, одолжения, за которые и отблагода-рить-то трудно, неизменно влекут за собой черную неблагодарность. И зачем я делала ему эти злосчастные одолжения? Я обязана была предвидеть, что он не вечно будет ценить их! Ибо цену им придают лишь препятствия на пути к наслаждению, а наслаждение неминуемо исчезнет вместе с прелестью, которую рука времени неприметно, но верно стирает с нашего лица.
Ханна. О мадам, вам можно очень долго не страшиться этой жестокой руки. По-моему, ваша красота еще не перешла точки пышного своего расцвета, а разве что приближается к ней и, если вы дадите ей на то
Марвуд. Молчи. Ханна! Ты льстишь мне при такой оказии, которая всякую лесть делает подозрительной. Глупо говорить о новых завоеваниях, когда не хватает сил отстоять уже однажды завоеванное.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Слуга, Марвуд, Ханна.
Слуга. Мадам, с вами желают говорить.
Марвуд. Кто?
Слуга. Сдается мне, тот господин, кому я относил последнее письмо. Во всяком случае, с ним лакей, который взял его у меня.
Марвуд. Мелефонт! Живо проводи его наверх! (Слуга уходит.) Ах, Ханна, вот он и пришел! Как мне принять его? Что сказать? С какой миной его встретить? Достаточно ли спокойное у меня выражение лица? Посмотри-ка!
Ханна. Спокойным его никак не назовешь.
Марвуд. А теперь?
Ханна. Подбавьте грациозной прелести.
Марвуд. Так?
Ханна. Слишком печальное!
Марвуд. К лицу мне эта улыбка?
Ханна. Превосходно! Только поменьше напряженности — он уже идет.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Мелефонт, Марвуд, Ханна.
Мелефонт (входит в ярости). Ха! Марвуд...
Марвуд (раскрыв объятия и улыбаясь, бежит ему навстречу), Ах, Мелефонт...
Мелефонт (в сторону). Разбойница, какой взгляд!
Марвуд. Дайте мне обнять вас, неверный, милый беглец! Разделите же со мной мою радость! Почему вы уклоняетесь от моих ласк?
Мелефонт. Марвуд, я полагал, что вы иначе встретите меня.
Марвуд. Что значит иначе? Еще нежней? Еще восторженнее? О, несчастная, я не умею выразить то, что чувствую! Видите, Мелефонт, видите теперь: радость тоже проливает слезы. Они катятся по моим щекам, эти посланцы сладостнейших наслаждений. Но, увы, мои слезы напрасны! Его рука не осушает их.
Мелефонт. Марвуд, прошли те времена, когда меня чаровали подобные речи. Теперь вам придется говорить со мной по другому. Я пришел выслушать ваши последние укоры и ответить на них.
Марвуд. Укоры? Мне не в чем укорять вас, Мелефонт!
Мелефонт. В таком случае, думается мне, не стоило вал! пускаться в столь долгий путь.
Марвуд. Милый мой чудак, вы хотите заставить меня вспомнить о ничтожной случайности, которую я простила вам г. тот же миг, как о ней узнала. Разве краткая неверность — следствие вашей куртуазности, а не сердечной склонности — заслуживает упреков? Оставьте, будем лучше со смехом вспоминать о ней.
Мелефонт. Вы ошибаетесь. Мое сердце участвует здесь больше, чем когда-либо участвовало в других любовных интрижках, о которых я, признаться, вспоминаю не без отвращения.
Марвуд. У вас глупенькое сердце, Мелефонт. Оно позволяет внушить себе все, что ваша фантазия хочет ему внушить. Верьте мне, я знаю его лучше, чем вы сами. И не будь это самое доброе, самое верное сердце, разве бы я приложила столько усилий, чтобы удержать его?
Мелефонт. Удержать? Смею вас уверить, что вы никогда им не владели.
Марвуд. А я смею вас уверить, что даже сейчас владею им.
Мелефонт. Марвуд, если б я знал, что вы владеете хотя бы одной жилой моего сердца, я бы на ваших глазах вырвал его из груди.
Марвуд. И заодно вырвали бы мое. А потом, потом наши вырванные сердца наконец нашли бы друг друга и соединились, как часто искали друг друга и соединялись наши уста.
Мелефонт (в сторону). Ну и змея! Мне остается одно — бежать. Объясните же мне вкратце, Марвуд, зачем вы последовали за мной? Чего еще вы от меня требуете? Ответьте мне, но без этой улыбки, без этого взора, который страшит меня адскими соблазнами.
Марвуд (доверительно). Так слушай же, мой милый Мелефонт: я хорошо понимаю, что с тобой происходит. Твои вожделения и прихоти стали твоими тиранами. Не велика беда, надо же и тебе перебеситься. Противоборствовать им — глупо. Их надо усыпить, а потом, если не стеснять их свободы, они и сами отомрут. Перетрутся. А ну-ка вспомни, мой маленький ветреник, ревновала ли я тебя когда-нибудь, если чары сильнее моих на время увлекали тебя прочь от меня? Я на тебя не сердилась за тягу к разнообразию, потому что больше выигрывала от нее, чем теряла. Палимый новым огнем, с обновленной страстью ты возвращался в мои объятия, и мои руки обвивали тебя, словно ленты, а не тяжкие цепи. Разве не случалось мне быть твоей поверенной, хотя тебе и поверять-то уж было нечего? И ты рассказывал мне о ласках, которые отнимал у меня, чтобы расточать другим. Почему ты думаешь, что я буду докучать тебе своим своенравием именно теперь, когда я стала утрачивать — или уже утратила? — права на тебя. Ежели твои пылкие чувства к этой сельской девушке еще не иссякли, ежели тебя еще томит первый жар любви, ежели ты еще не пресытился ею, кто тебе мешает быть верным ей, покуда тебе это нравится? Зачем же поступать столь необдуманно, зачем бежать с нею из своей страны?
Мелефонт. Ваши речи вполне соответствуют вашему характеру, Марвуд, всей низости которого я не знал, покуда, в общении с добродетельной подругой, не научился любовь отличат от сладострастия.
Марвуд. Смотри пожалуйста! Значит, твоя новая повелительница — высоконравственная девица? Вы, мужчины, сами не знаете, чего хотите. То вам нравятся в нас скользкие разговоры, соленые шутки, то мы вас восхищаем добродетельными сентенциями так, что кажется, будто все семь мудрецов говорят нашими устами. Но хуже всего, что вы быстро пресыщаетесь как одним, так и другим. Мы можем быть глупы или умны, мысль наша может быть устремлена к светским или к духовным утесам — наши усилия призвать вас к постоянству все равно остаются тщетными. Не очень-то много времени ты отдашь своей святой. Разреши мне прибегнуть к маленькому преувеличению. Сейчас ты в пароксизме страсти, на него я кладу еще два, самое большее три дня. Засим последует сравнительно спокойная любовь: ну, скажем, на педелю. Следующую неделю ты лишь время от времени станешь вспоминать о своей любви. На третьей неделе кому-то уже придется напоминать тебе о пей, а когда тебе прискучат эти напоминания, ты так быстро придешь к полнейшему равнодушию, что на эту последнюю перемену нельзя положить даже всю четвертую неделю. Так пройдет приблизительно месяц. И в этот месяц, Мелефонт, я с превеликим удовольствием буду наблюдать за тобой; почему ты п должен разрешить мне в это время не терять тебя из виду.