Драмы. Басни в прозе.
Шрифт:
Сара. Что ты там бормочешь?
Уайтуэлл. Я сам себе говорю, мисс, что глупо это я все придумал, очень уж мне хотелось заставить вас поскорей прочитать письмо.
Сара. Не понимаю.
Уайтуэлл. Я человек недальновидный. Что и говорить, вы глубже во все вникаете, нежели наш брат. Не хотелось мне вас пугать, письмо-то, пожалуй, уж слишком суровое. Я сказал, что в нем только любовь и прощение, а надо было сказать, что это я ничего другого в нем увидеть не захотел.
Сара. Это правда? В таком случае давай его сюда. Раз уж я имела несчастье заслужить гнев отца, я должна, по крайней мере, уважать этот гнев и покорно принять любое его проявление. Не дать ему излиться —
Уайтуэлл. Ах, мисс, простите старого слугу. Я, кажется, первый раз в жизни намеренно солгал. А кто только раз солгал, да еще из добрых побуждений, того грех назвать старым обманщиком. Мне очень больно, мисс, я знаю, добрые побуждения не всегда служат оправданием, но что ж мне было делать? Такому доброму отцу вернуть его письмо непрочитанным? Этого я не могу. Лучше уж мне уйти туда, куда донесут меня мои старые ноги, и никогда больше ему на глаза не показываться.
Сара. Как, и ты хочешь его покинуть?
Уайтуэлл. Разве я не должен буду это сделать, если вы не прочитаете письмо? Прочитайте его, пожалуйста. Пусть мой первый преднамеренный обман, за который я так казню себя, хотя бы пользу принесет. Вы тогда скорее его забудете, а я скорее прощу его себе. Я простой, немудрящий человек и никак не возьму в толк, почему вы не можете или не хотите прочитать письмо. Правы вы или нет — я не знаю, только все это не по божеским законам делается. Я, мисс, думаю так: отец, думаю, всегда отец, дочь может оступиться, но не станет из-за этого плохой дочерью. Ежели отец простил ей грех, то нечего ей больше об этом грехе думать. Кому же охота вспоминать то, чего лучше бы вовсе не было? Сдается мне, мисс, вы день и ночь размышляете о своем грехе, он все растет в вашем воображении, вы мучаетесь и думаете, что этого довольно. А по-моему, вам следует думать о том, как его загладить. А где уж тут загладить, ежели вы упускаете случай, который вам подвернулся? Неужто вы не в силах сделать второй шаг, если первый уже сделан любящим отцом?
Сара. Твои простодушные слова вонзают мечи в мое сердце! Именно то, что он сделал первый шаг, нестерпимо для меня. Чего ты хочешь? Разве оп этим ограничится? Он пойдет дальше, а я и шагу не могу ступить ему навстречу. Я так далеко ушла от него, что и он должен пройти бог весть какое расстояние, чтобы снизойти до меня. Ежели он меня простит, ему придется простить все мое преступление и еще вынести, что последствия этого преступления всегда будут у него перед глазами. Можно ли такого требовать от отца?
Уайтуэлл. Не знаю, мисс, хорошо ли я вас понял. Сдается мне, вы хотите сказать, что очень уж много надо ему вам прощать, а это, конечно, горько, вот вы и совеститесь принять его прощение. Если вы так рассуждаете, то скажите на милость, разве прощать не радость для доброго сердца? На моем веку мне не часто выпадала такая радость. Но я и сейчас с удовольствием вспоминаю эти минуты. На меня тогда нисходила какая-то умиленность, успокоение, неземная легкость, и я не мог не думать о бесконечной благости господа нашего, что дарует всепрощение своей пастве. Я хотел прощать в каждый миг своей жизни и стыдился, что мне приходится прощать лишь какие-то мелочи. Прощать злые обиды, смертельные оскорбления — это же блаженство, в котором растворяется вся душа, говорил я себе. А вы, мисс, не хотите, чтобы такое блаженство испытал ваш отец.
Сара. Ах!.. Продолжай, Уайтуэлл, продолжай!
Уайтуэлл. Я знаю, некоторые люди неохотно принимают прощение — потому что сами не научились прощать. Это гордые, несгибаемые люди, они ни за
Сара. Добрый, старый Уайтуэлл, ты, кажется, убедил меня.
Уайтуэлл. Боже правый, если мне суждено такое счастье, значит, добрый дух говорил моими устами. Нет, мисс, мои слова тут ни при чем, разве что они дали вам время подумать и оправиться от радостного потрясения. Ведь вы сейчас прочитаете письмо, верно? О, прочитайте его, прочитайте сию же минуту!
Сара. Я так и сделаю, Уайтуэлл. Какую боль я испытаю, какой удар сейчас постигнет меня!
Уайтуэлл. Но ведь боль-то радостная.
Сара. Замолчи! (Начинает про себя читать письмо.)
Уайтуэлл. О, если бы он сам ее видел!
Сара (после того как она несколько мгновений читала, не произнося ни слова). Ах, Уайтуэлл! Какой у меня отец! Мое бегство он называет отсутствием. И от этого мягкого слова оно становится еще преступнее! (Читает дальше и снова прерывает чтение.) Нет, ты только послушай! Он льстит себя надеждой, что я еще люблю его. (Читает и опять прерывает чтение.) Он меня просит, меня? Отец просит свою дочь, преступную дочь? О чем же он просит? (Читает про себя.) Просит забыть его неосмотрительную суровость и долее не карать его разлукой. Неосмотрительная суровость! Не карать его! (Опять читает и опять прерывает чтение.) Еще страшнее! Он благодарит меня, благодарит за то, что я дала ему повод познать всю глубину отцовской любви. Злосчастный повод! Если бы он хоть сказал дальше, что одновременно познал всю глубину дочернего непокорства! (Читает.) Но он этого не говорит! Ни словом не упоминает о моем преступлении. (Продолжает читать про себя.) Он хочет приехать и увезти домой своих детей. Своих детей, Уайтуэлл! Это превосходит возможное! Или я неправильно прочитала? (Перечитывает.) Лучше мне умереть! Он пишет, что его сыном должен быть тот, без кого у него не может быть дочери. О, хорошо бы ему никогда не иметь этой несчастной дочери! Иди, Уайтуэлл, оставь меня одну! Он ждет ответа, и я тотчас же его напишу. Зайди ко мне через час. Ты славный человек. Слуги редко бывают друзьями своих господ!
Уайтуэлл. Не срамите меня, мисс. Ежели бы все господа походили на сэра Уильяма, то извергами были бы слуги, не захотевшие отдать за них жизнь. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Сара.
Сара (садится писать письмо). Если бы мне прежде сказали, что я должна буду отвечать на такое письмо! И при таких обстоятельствах! Перо уже у меня в руке, но знаю ли я. что мне писать? Что я думаю? Что чувствую? Да и что может думать человек, если за один миг тысячи мыслей проносятся в его мозгу? Что может он чувствовать, если сердце его одурманено? Но я должна писать... Не в первый же раз я держу перо в руке. Как часто оно помогало мне выполнять мелкие обязательства учтивости или дружбы, неужто же сейчас оно откажет мне в помощи столь важной? (Задумывается, потом пишет несколько строк.) Значит, так я начну? Очень уж холодно! Не начать ли мне с отцовской любви? Нет, я должна начать со своего преступления. (Зачеркивает написанное и пишет снова.) Коснуться его походя — я не вправе! Стыдливость уместна повсюду, но не когда исповедуешься в своем грехе. Я пе должна бояться, что впаду в преувеличения, даже если в самых страшных словах обрисую его. Ах, зачем мне не дают дописать?..