Драйв
Шрифт:
Господи, он даже не подозревал, что у Мэнни есть тачка, судя по тому, как он одевается. А тот еще спрашивал — тогда, давно, — может ли Гонщик подбросить его в Нью-Йорк?
— Зачем ты мне звонил? Чего ты хотел?
— Наверное, поболтать с другом.
— Недорого и сердито.
— И сказать тебе…
— Что ты Борхес? — Мэнни засмеялся. — Ну конечно, ты Борхес, тупой ты придурок. В том-то все и дело.
— Да. Теперь я понимаю.
34
Магазин
Типичное здание двадцатых годов. Хорошие деревянные полы, раздвижные окна. Три зала заняты под ресторан. Центральный — с перегородкой, соседний выходил французскими окнами на мощенную красным кирпичом и оплетенную вьюнками аллею. В третьей, самой маленькой комнатке, проходило, очевидно, некое семейное торжество: сюда все прибывали и прибывали какие-то похожие друг на друга человечки с многочисленными коробками в подарочной упаковке.
Открытые окна обрамляли кружевные занавески. В такой непосредственной близости от океана потребность в кондиционере отпадала сама собой.
Берни Роуз сидел за столиком в углу второй комнаты, у окна. Перед ним стояли на три четверти полная бутылка и бокал с вином. Он поднялся, когда Гонщик подошел и протянул руку для приветствия. Они поздоровались.
Темный костюм, строгая серая рубашка с запонками, застегнутая на все пуговицы, но без галстука.
— Может, для начала бокал вина? — предложил Роуз, усаживаясь. — Или предпочтешь свой скотч?
— Вино — хорошо.
— Оно, кстати, действительно приятное. Удивительные вещи нынче творятся: чилийские, австралийские вина!.. Зато это — из одного виноградника на северо-западе.
Берни Роуз налил вина. Они чокнулись.
— Спасибо, что пришел.
Гонщик кивнул. Привлекательная, хотя и не первой свежести женщина в черной мини-юбке, без колготок, появилась из кухни и принялась составлять вместе столы. Она переговаривалась с кем-то в кухне по-испански, и это сразу привлекло внимание Гонщика. Он продолжал улавливать отголоски даже сквозь речь собеседника.
— Это хозяйка, — сообщил Берни Роуз. — Понятия не имею, как ее зовут, хотя прихожу сюда вот уже почти двадцать лет. Может, сейчас она выглядит и не так привлекательно, как тогда, но…
Гонщик подумал, что она, по-видимому, довольна жизнью — качество, повсюду довольно редкое, а в нервном, изломанном Лос-Анджелесе воспринимавшееся как извращение.
— Я бы посоветовал тебе попробовать утку. Черт побери, да я бы все здесь посоветовал! Тушеное мясо по-охотничьи, красную капусту с луком. Пироги, голубцы, мясные рулеты, картофельные оладьи. И лучший борщ в городе — его подают холодным, когда на улице жара, и горячим, когда погода промозглая. Но за утку я готов отдать жизнь. Утку, — заказал Берни Роуз, когда к их столику подошла Валери, официантка чуть ли не школьного возраста, с синими варикозными венами на ногах. — И еще бутылку того же самого вина.
— Каберне-мерло?
— Правильно.
— Утку, — вслед за Берни повторил Гонщик. А ел ли он вообще когда-нибудь в жизни утку?
Гости с коробками все продолжали прибывать; официанты препровождали их в третью комнату. И как они там помещались? Подошла хозяйка в черной мини-юбке, пожелала им приятного аппетита и вызвалась помочь лично, если им что-нибудь понадобится.
Берни Роуз наполнил бокалы.
— Тебе крупно повезло, парень, — сказал он. — И ты показал себя во всей красе.
— Я не напрашивался.
— Обычно так и бывает. Просто — сваливается нам на голову. Вопрос в том, как с этим управиться? — Берни пригубил вина, обводя взглядом людей, сидящих за соседними столиками. — Знаешь, их жизнь для меня тайна. Я их не могу понять.
Гонщик кивнул.
— Мы с Иззи были дружны с незапамятных времен. Выросли вместе.
— Я сожалею, что так вышло.
— Не стоит.
Гонщик и не стал ни о чем жалеть, он смаковал утку. Они углубились в еду, окунулись в ледяную прохладу чая с лимоном, принесенного Валери.
— Куда отсюда отправишься? — спросил Берни Роуз.
— Трудно сказать. Быть может, займусь старым ремеслом — если не все мосты еще сожжены. А ты?
Берни пожал плечами:
— Подумываю вернуться на восточное побережье. Честно говоря, мне здесь никогда не нравилось.
— Один мой друг считает, что в этом — вся суть американской истории. Мы двигали границу на восток и дошли до океана. Дальше ехать некуда. Тупик.
— Но каких уток готовят в этом тупике!
Гонщик расхохотался.
Жизнь вокруг шла своим чередом. Медленно допивая вторую бутылку каберне-мерло, они словно очутились на острове, ненадолго притворившись его коренными обитателями.
— Думаешь, мы сами выбираем себе жизнь? — спросил Берни Роуз, когда они приступили к кофе с коньяком.
— Нет, но и не думаю, что ее нам навязывают. Просто идешь по своему пути.
Берни Роуз кивнул.
— Когда я впервые услышал о тебе, все говорили, что ты классный гонщик и больше ничего не умеешь.
— Времена меняются.
— Даже если мы сами не меняемся…
Валери принесла счет, и Берни Роуз настоял, что платит он.
Вышли на стоянку. В небе ярко горели звезды. Магазин ковров закрывался, покупатели грузили ковры на видавшие виды грузовички.
— А где твоя тачка?
— Там, — махнул Гонщик. У дальнего края парковки, за мусорными баками, как обычно. — Значит, полагаете, что мы не меняемся?
— Нет, мы только приспосабливаемся. К десяти-двенадцати годам в тебе уже практически все заложено: то, каким ты станешь, то, какой станет твоя жизнь… Неужели вот это твоя тачка?