Драйверы
Шрифт:
Небольшой Ахмет уютно примостился в правом углу кабины на наших куртках, пригрелся и тоже сладко задремал. Убедился, что на Мурманск водку его везем, а не на Жмеринку, и сразу успокоился.
Я стал ворочаться, поудобнее устраиваясь в не очень-то просторном «камазовском» спальнике, и в который раз почувствовал в большой черно-зеленой Борькиной сумке твердые, угловато-продолговатые элементы какого-то механизма…
Та-а-к… Запасливый ты наш!
При более тщательном прощупывании механизм этот был отчетливо идентифицирован мною как «Узи» — или, говоря простым русским языком, израильский пистолет-пулемет калибра 9 мм.
Утаил все же от Николая Ивановича коллекционный экземпляр, собака. Коля его у цыгана на трехлинейку с оптикой выменял, чистил, потертости воронил, в ящичке чуть ли не из красного дерева хранил. А Боб, значит, приватизировал. Ну-ну… — чубайсик ты наш доморощенный. Глазки невинные сделал, бровки — домиком, и с честной рожей отчитался передо мной, Колей и Геной: выбросил, в озере утопил.
Вот так вот — взял и утопил пистолет-пулемет «Узи», забросил в воду далеко-далеко… Плавали, знаем.
Может, и утопил в неглубоком месте, а потом вытащил и заныкал. Ну, хитрец… А вот в сумке ему — не место.
Не приведи Господь — менты тормознут и кабину обыщут. Сейчас с этим — с обысками — у ментовских товарищей очень просто стало: палкой полосатой махнут — «хенде хох» и лапы врозь. Отыщут «машинку» — всем хана, мало не покажется, любят мудозвоны ментовские удаль молодецкую показать, покуражиться над безобидной шоферней. Особенно над такими, у которых в кабине иностранные автоматы с полным магазином.
Хотя и их понять можно — стреляют…
Но в нашем полупочтенном возрасте травмы долго лечатся, и переломы уже не срастаются так быстро, как в юности кудрявой. Я о ценах на лекарства не упоминаю — вообще запредельно.
Шума поднимать пока не будем, но при первом же удобном случае надо «волыну» эту из кабины — вон.
А куда? В контейнер — не стоит, наверное. Там — чужой товар, опять же — водка. Да и как его отомкнешь, контейнер этот? А найдут?.. Тогда вообще хана — полный шкаф водяры и автоматический ствол иностранного производства! Интересное сочетание…
Ох, не загреметь бы под фанфары.
Ну, Борька, ну, пулеметчик хренов!
Хотя, с другой стороны, где-то даже приятно… Все-таки «ствол» дает кое-какую душевную уверенность. А то с этой паленой белорусской «Зубровкой» без оружия — чувствуешь себя, как без штанов в троллейбусе.
Надо будет придумать, куда его можно перепрятать — машина большая, ящиков всяких много. Найдется место и автомату.
С этой мыслью я и отключился.
Пьяный участковый инспектор милиции Шинкаренко вначале даже не понял, что произошло, когда поздно вечером на улице почти возле самого пункта охраны правопорядка ему с трех метров кто-то выстрелил в лицо из газового пистолета. В глазах у него вспыхнул нестерпимо желтый огонь, и на какой-то миг хоть и пьяный, но достаточно твердо стоявший до этого на ногах участковый отключился. В этот миг его подхватили сильные руки и быстро затолкали в беззвучно подкатившую к тротуару большую машину…
Придя в себя после выстрела, милиционер сразу понял — прихватили! Его, сотрудника милиции, офицера — похитили! Но кто?.. Кто? Какая сука?..
Шинкаренко дергался в салоне атомобиля всем своим большим телом, махал вслепую руками, заорал, как ему показалось, изо всех сил, но несмотря на яростное сопротивление, освободиться не удалось. Более того — кто-то мгновенно заклеил ему рот скотчем, а на руках и ногах умело защелкнул стальные самозатягивающиеся браслеты.
Вот тогда инспектор всерьез испугался. Американские наручники-«костоломы» даже в уголовном розыске редко у кого из оперов имеются. Он снова попытался вырваться, опять стал извиваться, но некто невидимый и неизвестный сильно ударил его по голове твердым предметом и инспектор потерял сознание.
Загудел мотор, машина тронулась. Ехали недолго и через некоторое время остановились на каком-то заброшенном пустыре или свалке, каких немало можно найти в Кировском районе Петербурга. Там все еще не пришедшего в сознание инспектора, как кабана, выволокли из машины и бросили на снег.
Через некоторое время, когда похитители убедились, что милиционер пришел в себя, с него сорвали одежду. С ним не церемонились, одежду — куртку, китель, брюки, нижнее белье и даже сапоги — похитители просто располосовали острыми как бритва ножами на ленты. Затем рывком содрали с лица скотч и начали задавать вопросы.
Участковый — то ли от страха, то ли еще по какой причине — вначале молчал как партизан. Он пытался придумать хоть какой-нибудь выход, найти способ, но в глубине сознания уже понял, что скорее всего…
Когда молчание старшего лейтенанта утомило похитителей — хоть и молчал он недолго — его начали пытать. Участковому прижигали разные части его жирного тела сигаретами и огнем зажигалок. Запахло паленым мясом и шерстью. Он стал кричать, звать на помощь, но поблизости никого не было.
Когда похитители, которых было двое, медленно, фаланга за фалангой, стали обычными кусачками отчленять участковому мизинец на левой руке он окончательно сломался и, несмотря на изрядную дозу алкоголя в крови, быстро стал вспоминать и рассказывать все, что знал… Он «заложил» своих стукачей, вспомнил о всех взятках и подношениях, и еще много чего вспомнил. Он говорил и говорил, слова вылетали из него со скоростью, намного превосходившую его привычную размеренную речь. Похитители с интересом слушали, задали еще несколько наводящих вопросов… Их интересовал какой-то Зайцев.
Зайцев, Зайцев?.. Где-то совсем недавно ему попадалась эта фамилия…
Вспомнил!
— Кто попросил прокинуть Зайцева по ЦАБу?
— Чурка с рынка. Таджик один знакомый…
— Имя, фамилия таджика?.. С какого рынка?
— Не знаю… Честно — не знаю. Он мне стошку баксов в месяц приплачивал за информацию. У него на Сенном рынке контейнер.
— На мафию, гад, работаешь! Имя, сука…
— Он сказал, что его по-русски Алексеем зовут… А по-таджикски — не знаю. Зачем мне его имя?
— Ты что, документов его не видел?
— Видел. Хайрулла…
Минут через десять — то ли им надоело слушать глупого старшего лейтенанта, то ли они услышали все, что их интересовало — похитители отошли от валявшегося на окровавленном снегу скованного по рукам и ногам почти голого участкового и о чем-то коротко посовещались. Затем один из них вернулся, держа в руке увесистый ломик — монтирку. Одного резкого удара, разрушившего затылочную кость, оказалось достаточно, чтобы старший лейтенант милиции Шинкаренко Владимир Федорович мгновенно умер.