Дредноут: Судьбы войны 1
Шрифт:
– Могу я поговорить со Скеннером?
– Конечно.
– Мы можем связаться со «Звездной Империей»?
– Проверяю такую возможность. Нет, не можем… пока не подойдем поближе. Я нажала кнопку коммуникатора.
– Скеннер, это говорит ваша передняя половина. Не хочешь ли отойти назад на пару сантиметров?
– Когда Джуд Сэндидж выполняет приказы, его очень трудно переубедить.
– Отдыхайте. Я ужасно устала.
– Приказ принят.
– Как чувствует себя Мэрит?
– Ее светлость специалист первого класса доктор Андрюс-Таурус в полном порядке.
– Хорошо.
– Стою, сижу и болтаюсь поблизости.
– Похоже, что с ней все в порядке, – пробормотала я неизвестно кому: себе, Сарде или звездам. Мой напарник задумчиво кивнул.
– Она реагирует подобно вулканцам.
– Я не очень хорошо знакома с особенностями представителей планеты Палькео Эст, но у Мэрит, по-моему, не совсем обычная для ее среды реакция на события. Это личная особенность нашего доктора, а не привычка, которой можно обучиться.
– Культура Палькео очень похожа на человеческую, хотя физиология ее обитателей ближе к деневанам, чем к людям.
– Плохо, что мы не в состоянии воспринимать вашу культуру. От этого была бы существенная польза для всех.
Его глаза вспыхнули, он попытался сдержаться и это ему удалось.
Сохраняя внешнее спокойствие, Сарда даже предпринял меры по его укреплению.
– Такая цель нелогична.
Удивляя не только его, но и себя, я решила продолжить эту тему:
– Но почему? Почему нелогично, если мы будем вести себя так же дисциплинированно и цивилизованно, как и вулканцы? Почему же, Сарда?
Сначала он сохранял молчание, но наконец, ответил:
– Потому что такие цели представляют собой вызов философии вулканцев, основным принципом которой является получение удовольствия от бесконечного разнообразия мира, роста и ощущения преимуществ от бесконечных комбинаций природы. философия вулканцев тесно связана с их происхождением. Исключения из этого правила крайне редки. Другие культуры должны развиваться независимо и быть свободными в своем выборе.
Я рассеянно кивнула.
– Мне это уже известно. Права ли я в своих подозрениях по отношению к Риттенхаузу, основываясь на своих собственных наблюдениях? Мне это кажется таким очевидным, Сарда.
– Ваши выводы в одинаковой степени основаны на логике и на интуиции.
И я начинаю верить вашей интуиции.
Я почувствовала теплое отношение к себе с той стороны, с какой ожидала меньше всего. Его глаза встретились с моими, и я внезапно ощутила целостность и надежность дружбы вулканцев, верность, которой я, возможно, не заслуживала. К моему изумлению, я обнаружила, что Сарда оказался в меньшей степени деформирован психологией его расы, чем ему самому казалось.
– Если вы не возражаете, – обратился он ко мне с неуверенностью в голосе, – я хотел бы сделать вам небольшой подарок.
Это была книга карманного формата в посеребренном переплете; я смотрела на нее с плохо скрываемым интересом.
– Сарда… вы решили сделать это после всего того, что вам довелось пережить по моей вине?
– Пожалуйста, не надо сантиментов. Просто возьмите, и все. Слова, попавшие в эту книгу, – один из стимулов культуры
– «Исследования», – прочитала я. – Лирас. Похоже на поэзию.
– Так и есть.
– Вулканцы пишут стихи?
– Поэзия – это особый вид искусств, лейтенант, и Лирас прежде всего философ вулканцев. А перед вами не колыбельные песни.
– Но ведь я не вулканец.
– Как вы помните, я говорил о том, что возможны редкие исключения.
– Понятно, Сарда. Не знаю, как мне благодарить вас.
Он снова повернулся в сторону своего навигационного компаса.
– Тогда лучше всего помолчать.
Я улыбнулась.
Меня тоже устраивало молчание, я откинулась в своем кресле и с непонятной решимостью раскрыла подаренную мне книгу. Странно, но у меня не возникло желания почитать ее урывками, перелистывая страницы. Это дурная привычка. Поэзия вулканцев… Одна мысль об этом захватывала меня, и я начала читать аккуратные строчки белых стихов.
Это шестой элемент, отражающий перекрест времен до точки, в которой все замирает. И мы получаем свободу мысли, но это потом. Изучай прикосновением. читай, а знания придут потом. Приручи время, а воспоминания придут потом. Зыбкие, отрывистые, особенно если близок конец.
Но главное – это хорошо умереть.
От этих строчек веяло силой, хотя я плохо разбиралась в литературе и не совсем улавливала смысл. Возможно, даже профессиональным литераторам пришлось бы нелегко, поскольку все эти слова уходили корнями глубоко в историю вулканцев. И все же, читая эти строчки, я почувствовала какое-то беспричинное облегчение.
Я закрыла книгу, зажмурила глаза и задумалась. Все завершилось головной болью и… новыми мыслями.
Хорошо умереть…
Даже через перевод этот текст обладал для меня магической силой.
– Почему вы засомневались в ваших выводах? – спросил Сарда.
Хороший вопрос.
– Мне кажется, что то, что я знаю о причинах, приведших к третьей мировой войне, позволяет мне догадываться о том, что пока скрыто от других или, наоборот, чересчур драматизировать события. И тогда… Он может быть лишь единственной паршивой овцой в стаде. Вице-адмирал соответствует определенному стилю поведения, который я увидела в нем, и все его люди на ключевых постах Флота… Это не может быть простой случайностью.
– Вас очень беспокоят такие сомнения?
– Не совсем, – пробормотала я, не уверенная ни в чем. – Но что действительно меня волнует – так это его поведение, которое для меня слишком очевидно.
– Такая точность в фактах перед тем, как сделать вывод, не должна рассматриваться как ошибка.
– Нет… но все же почему никто другой до сих пор не догадался о его планах?
Мысли о возможной собственной ошибке помогли мне прояснить для себя свою позицию. Еще большее удовлетворение я ощутила, когда заметила в выражении лица Сарды то, что аналогичные сомнения когда-то уже волновали его, и он отверг их как безосновательные. Мы одновременно повернулись в сторону «Звездной Империи», которая парила впереди нас, словно превосходно выполненный медальон.