Дрема Белоснежки
Шрифт:
— Нет, дело не в этом. Скорее всего, она подключилась удалённо с территории Белого Легиона.
— Э?! Подключилась к нашей локальной сети снаружи?!.. Разве это возможно?
— Не просто невозможно, это запрещено... вернее, должно быть запрещено, — зампредседателя школьного совета, близко знакомая со школьными электронными системами, прислонилась спиной к стене. — Но... из-за школьного фестиваля уровень защиты сети снижен, чтобы к ней могли подключаться гости. Зная её навыки и полномочия, не удивлюсь, если она обошла защиту и проникла в сеть... естественно, завтра повторить она уже не сможет.
Черноснежка упомянула какие-то «полномочия». Возможно, она имела в виду, что её семья, проживающая в Минато, имела определённые связи с правлением школы Умесато, но сейчас не время спрашивать об этом.
Поэтому Харуюки кивнул и сказал:
— Э-э, семпай. Прости, что я так вмешался...
— М-м-м... нет, тебе не за что извиняться, — она ответила почти так же, как Фуко, слабо усмехнувшись. Затем похлопала Харуюки по плечу и продолжила: — Я сомневалась, стоит ли нажимать кнопку переключения в режим королевской битвы. А раз я сомневалась, значит, ещё не готова к битве...
Эти слова, достойные настоящей Королевы, прозвучали так естественно, что Харуюки, несмотря на удивление, в очередной раз восхитился ей.
Черноснежка никак не могла ожидать появления Белой Королевы. Неудивительно, что она не сумела сохранить хладнокровие перед лицом сестры, вспоминая, как та в прошлом манипулировала ей, предала и изгнала из дома.
Восемь месяцев назад, когда Харуюки только стал бёрст линкером, Черноснежка сказала ему:
«Когда-то этот человек был мне самым близким и самым дорогим на свете. Он был светом в центре моего мира — светом, прогонявшим из него тьму. Я искренне верила в это.
Но настал день... настал час, настал миг, когда я поняла, что это лишь хрупкая иллюзия. Сейчас этого человека можно назвать моим самым заклятым врагом. Я так сожалею о нашей встрече, что уже начинаю думать — лучше бы мы никогда друг друга не знали».
И в тот раз, и позже она не могла унять свои чувства, когда речь заходила о Белой Королеве. Но сегодня, встретившись, наконец, со своим заклятым врагом, она отбросила страх, повела себя благородно и с достоинством, должным образом объявив сопернице, что однажды придёт час их битвы.
Хотя Черноснежка дошла до девятого уровня, нельзя ей останавливаться на достигнутом. Она должна расти над собой, становиться сильнее и двигаться вперёд.
Когда-то Черноснежка сказала, что её сестра, Белая Королева, обладает в реальном мире огромным влиянием на неё. И что если дойдёт до схватки, то это свяжет её по рукам и ногам.
Впрочем, Черноснежка — человек, который сумеет преодолеть даже такое препятствие, от которого опустились бы руки любого бёрст линкера. Харуюки не сомневался, что она проявит себя как истинный командир Легиона и решительно поведёт остальных за собой.
Взяв её ладонь, Харуюки сказал:
— Обещаю, что стану сильнее к моменту вашей битвы. Что смогу прикрывать тебя в решающем бою.
— Хорошо... я рассчитываю на тебя, Харуюки.
Обычно такие слова вызывали какую-нибудь едкую реплику со стороны Тиюри или Нико, но сейчас и они, и все остальные смотрели с мягкими улыбками. Черноснежка сжала руку Харуюки в ответ, после чего кивнула, обвела всех взглядом и сказала:
— Ну, должно быть, вы проголодались после стольких битв. Предлагаю купить еду в киосках, а затем пообедать в одном тайном месте, откуда замечательный обзор.
Среди рядов киосков, размещённых во дворе школы, удалось найти как вполне стандартные блюда вроде лапши, пирожков и даже картошки, так и всякие интересные штуки вроде тако, фалафелей и самсы. На десерт они взяли чуррос и сладкие блины и закончили экскурсию, прикупив всякие напитки. Потом Черноснежка действительно повела их в весьма необычное место — на крышу второго школьного корпуса.
У Харуюки это место вызывало весьма неприятные воспоминания.
В прошлом году во втором триместре его часто затаскивали сюда трое одноклассников, которые требовали с него булочки и сок, а время от времени избивали безо всякой причины. Когда его отпускали, он до конца перемены запирался в самом дальнем туалете и коротал время, играя на пустой желудок в игры по локальной сети.
После того как неожиданная помощь Черноснежки помогла ему избавиться от негодяев, Харуюки почти не вспоминал о них, но это не значило, что он забыл про ад, который ему устроили. Он лишь сжал эти воспоминания в тяжёлый колючий шарик, похоронил в глубине сознания и старался не касаться их.
Харуюки поднялся на крышу последним, сам не заметив, как привычно понурил голову. Увидев перед носками своих туфель знакомые разводы на бетонном полу, он остановился.
В те времена, когда его приводили на крышу, он всегда останавливался возле этих разводов. Сразу за ними начиналась территория, находившаяся вне поля зрения социальных камер. Шаг вперёд означал, что за соблюдением правил, запрещавших необоснованное насилие, следить уже никто не будет.
Почему Черноснежка выбрала именно это место? И о каком именно обзоре она говорила?..
— Харуюки, — прозвучавший рядом голос заставил его торопливо поднять глаза.
Оказывается, Черноснежка не пошла с остальными, но стояла возле разводов на полу, улыбаясь и протягивая ему руку. Харуюки машинально принял её ладонь, и она с силой потянула его к себе, заставив перешагнуть через разводы.
Из-за одной из солнечных панелей показалась простынь для пикника. Видимо, здесь и скрывалось то тайное место, о котором говорила Черноснежка. Впрочем, видны отсюда лишь внутренний двор и северная стена первого корпуса.
Внезапно Харуюки заметил, что рядом с солнечной панелью появилось кое-что новое.
На кровле оказался смонтирован тонкий металлический столб. Но сверху его венчал не фонарь, а голубоватая сфера диаметром примерно пятнадцать сантиметров — социальная камера.
— Э?.. Но как... тут ведь не должно быть социальной камеры... — пробормотал Харуюки, и Черноснежка негромко ответила:
— У меня ушло немало времени... но теперь, если в школе — включая все дворы — и остались невидимые для камер места, то это клочки не больше квадратного метра. Я хотела, чтобы ты знал об этом...