Дремеры. Изгнанники Зеннона
Шрифт:
Я приоткрыла рот, не зная, что сказать, чувствуя, как набух во рту язык, неповоротливый, одеревенелый.
Я не могу разбудить йерилл. Ни йерилл, ни какой-либо другой камень. Но никто не должен об этом узнать.
Мысли заплясали мошками, и в этот момент к нам подошла его мать с еще несколькими женщинами. Судя по простым, темным платьям, все они были из рабочего квартала. Женщины одновременно поклонились мне. Их любопытные взгляды жадно вобрали и крой моего платья, и пару жемчужных пуговиц на вороте, и атласные ленты на шляпке. Одна из женщин с интересом уставилась на мой браслет из зеленоватых неровных хризалиев,
Рыжеволосый подскочил к матери и, прежде чем я смогла двинуться, выпалил:
– Мама, а госпожа и йерилл разбудить может! Давай ее попросим!
Женщина замерла и, взглянув на меня, напряженно заметила:
– Не говори глупостей, Тэн. Юной госпоже не до нас.
К своему ужасу я услышала в ее словах надежду. Увидела, какими взглядами обменялись ее спутницы. Горло пересохло. Только тут я поняла.
Я попала в ловушку.
Никто не в праве отказать, если его заклинают милосердием Деи, – только не здесь, в ее Садах, где она возносила молитвы Предкам и нашла упокоение. Милосердному милосердие, а жестокосердному – кара.
А я даже денег не могу предложить, – всё осталось у Неллы. Не следовало идти одной, она бы помогла мне выпутаться.
Сердце заколотилось как бешеное, перед глазами всё поплыло, и я скорее почувствовала, чем увидела, что рыжеволосая женщина склонила голову в моем направлении:
– Госпожа, заклинаю…
Я собралась с духом и резко, надменно перебила:
– Вы меня задерживаете. Если нужно разбудить камень, обратитесь к Служительницам.
В потрясенной тишине, – даже молодые листочки иртаний словно замерли, – ни на кого не глядя, я прошла мимо, едва не наступив на ногу остолбеневшему Тэну, и поднялась на мостик.
Кто-то зашипел вслед:
– Бессердечная!
Я едва не оступилась, но заставила себя идти с прямой спиной. Не оборачиваясь, с пылающим лицом я пересекла все Сады, пока наконец у ворот не показалось персиковое Неллино платье.
Нелла окинула меня внимательным взглядом и слегка нахмурила ухоженные брови:
– Прошу не куксись, дорогая, тебе не идет. Молодая леди твоего положения должна уметь держать себя в руках. И в следующий раз изволь взять с собой подстилку. У тебя грязь на коленях.
Заметить землю на кофейного цвета платье – в этом была вся Нелла. Мне хотелось сказать, что мне всё равно, как я выгляжу, и что я никогда, никогда больше не поеду в Сады Деи, но лишь молча кивнула. Нелла улыбнулась:
– Вот и славненько.
Вслед за Неллой я села в фаэтон и укрылась за веером. По ее сигналу кучер щелкнул языком, легонько тронул вожжами, и лошади зацокали по мостовой.
Обычно мне нравилась неспешная поездка вдоль Садов, по шумным улицам восточного Торгового квартала, мимо огромной Рыночной площади, наполняющей окрестности гвалтом торговцев и запахами рыбы, специй и свежей выпечки, по улочкам и переулкам восточного квартала Гильдий, где до нас то и дело доносились обрывки веселой музыки. Всякий раз я представляла, что я там – одна из многих, затерянная в разношерстной зеннонской толпе, которой и дела нет ни до меня, ни до моего имени.
Но сегодня всё проплывало мимо как в тумане, который осенью так густо поднимался над водами
Мне хотелось вернуться назад и на коленях просить прощения у Тэна и его матери. Сказать, что, если бы могла, я бы разбудила для них хоть весь запас йериллов в Зенноне. Но я была последним человеком во всей Серре, который мог им помочь.
Чувствуя, что взгляд Неллы ползет по мне, как цепкий паук, я затолкнула свой стыд и боль поглубже и сделала непроницаемое лицо.
Дома я собиралась ускользнуть в свою комнату, чтобы оказаться наконец в одиночестве, но у подножия лестницы меня остановил Гаэн, наш дворецкий. Мне почудилось, что кончики седых усов виновато встопорщились, когда Гаэн произнес:
– Госпожа Вира, ваш дядя желает видеть вас в своем кабинете.
Сердце ухнуло вниз, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы вернулся голос:
– Спасибо, Гаэн.
Я сжала руку в кулак и уже готовилась постучать, но заметила, что рука немного дрожит. Опустив ее, выдохнула. Сотни раз я стояла перед этой дверью и никогда не могла постучать с первого раза. Внушительная, по-зеннонски строгая, безо всяких изысков, дверь была прямо под стать дяде.
Как же я ненавидела эту дверь.
Что ожидает меня по ту сторону?
Дядя никогда не занимался со мной в выходной, в день Предков. И, кроме занятий, почти никогда не вызывал в свой кабинет.
Нелла ведь не успела донести дяде про Сады? Мне с таким трудом удалось добиться от него разрешения их посещать. Он опасался, что может произойти что-то подобное, говорил, что это неоправданный риск. А я вдобавок упросила Неллу отпустить меня одну. Если дядя узнает, будет в ярости, холодной и молчаливой, которая куда хуже раздражающих замечаний и поучений Неллы.
Я крепко сжала левое запястье, где под рукавом платья скрывался мамин браслет. Пожалуйста, мама, помоги. Выдохнув, я проверила, что волосы не выбились из прически, и постучала.
– Входите! – голос дяди прозвучал резко и раздраженно. Дядя не любил, когда его заставляют ждать, а я заставила – минут пять, не меньше.
Влажной ладонью я схватилась за начищенную до блеска дверную ручку и потянула. Дверь открылась с трудом, но как всегда беззвучно. На меня пахнуло запахом бумаги, чернил и сургуча. Дядя в белой форме Советника, которую не снимал даже дома, с совершенно прямой спиной сидел за массивным дубовым столом. Сквозь два окна с неизменными зелеными шторами заглядывало весеннее солнце. Но даже оно не могло смягчить официальную обстановку кабинета.
– Вира, садись, – дядя нахмурился, наверняка не в духе от моей медлительности.
Стараясь не споткнуться, я торопливо пересекла оливкового цвета ковер, который в детстве казался мне бесконечным. Книжные шкафы, диванчик с кофейным столиком, два высоких сейфа с камнями, портреты на стенах – всё словно глядело на меня с неодобрением.
На деревянных ногах я подошла к столу, где, как всегда, царил образцовый порядок. Из-за спинки высокого стула часть стола была не видна, и на секунду я замерла, ожидая увидеть там серебряный поднос с очередным камнем. Но облегченно вздохнула, когда увидела, что подноса нет. Значит, всё-таки не занятие.