Дремеры. Изгнанники Зеннона
Шрифт:
Меня пригласили на свое тринадцатилетие брат и сестра Аксарры. Одно время сестра, Лея, та самая бойкая девочка, которая когда-то предложила сыграть в «Жабу», набивалась ко мне в подружки, а ее брат Марен чуть не каждый день признавался мне в любви. Но в целом они были неплохими, и, сложись всё по-другому, я была бы не против с ними дружить.
Уже несколько лет я только и слышала, какие умопомрачительные праздники устраивали Аксарры. И каждый год упорно отклоняла приглашения: я не могла рисковать. Но в этот раз ожидалось что-то невообразимое – катание на
Невероятным усилием воли я заставила себя сидеть со скучающим выражением лица, выслушивая, как заливается восторженная Тами. И еще большее усилие мне потребовалось, чтобы отказать Лее и Марену.
– Дядя едет на Озёра, я еду с ним, – заявила я.
Лица двойняшек одинаково опали, и мне показалось, что Марен взглянул на меня как-то особенно грустно. Когда они ушли, и Тами унеслась вслед за ними, в надежде выведать еще какие-нибудь сочные подробности, я встала у окна, делая вид, что рассматриваю школьную оранжерею, всю в рыжих всполохах сентябрьского солнца. И, хотя в классе больше никого не осталось, тихо вздохнула, чувствуя, как в уголках глаз начинает щипать.
Ни на какие Озёра с дядей я не собиралась. В лучшем случае мне бы пришлось просидеть дома, в гордом одиночестве. А в худшем… Всегда была Нелла, которая не упускала возможности меня чему-нибудь поучить.
Хотя бы раз, хотя бы только раз побыть как все – повеселиться, забыв обо всем на свете, натанцеваться так, чтобы ноги болели, – разве я хотела слишком многого?
По щеке поползла предательская слеза, за ней – другая, в груди опасно заклокотало, и, чтобы не разрыдаться, я стиснула костяшку пальца зубами – до боли, до кровавого следа. Я не имела права плакать. Только не здесь.
В окне что-то пошевелилось, и с ужасом я поняла, что это чье-то отражение. Кто-то подошел ко мне сзади.
– Они сейчас вернутся.
Кинн. Медленно я разжала зубы, выпустив палец, и вытерла слезы. Выпрямила спину.
Когда я обернулась, Кинн уже сидел на своем месте, опустив голову к учебнику. Не поднимая глаз, я прошла к своему столу. Когда в класс ввалилась шумная толпа, мое лицо уже приняло свое обычное выражение.
Только Кинн знал, что палец я поранила не об оконную защелку. И только Кинн видел, что гордая Вира Линд – всего лишь маска. И я ничего не могла с этим поделать.
– Эй, Вира, ты идешь?
Я вздрогнула, увидев пухлые руки Тами у себя на столе.
– Что?..
Вокруг царила суета, все довольно переговаривались. Похоже, пока я предавалась воспоминаниям, урок Закона благополучно закончился.
Тами прыснула себе в кулак:
– Вира, ты в последнее время такая рассеянная. Это так на тебя не похоже! Ты часом не влюбилась?
Я повернулась, чтобы возразить, и тут наткнулась взглядом на Кинна, который исподлобья наблюдал за мной. Я сразу же отвернулась, покраснев против воли, словно меня на чем-то подловили.
Глаза Тами расширились:
– Вот
Глупость Тами вывела меня из равновесия, и я сорвалась:
– Это не твое дело!
Тами заморгала, обидевшись, но тут же спрятала обиду за виноватой улыбкой:
– Да-да, конечно, извини. Это, и правда, не мое дело.
Она отошла к своим приятельницам и начала с ними яростно шептаться. От злости я едва не заскрипела зубами. И дернуло Кинна посмотреть на меня именно в этот момент. Из-за него и из-за этой дурочки Тами теперь вся школа будет сплетничать о том, что Вира Линд в кого-то влюбилась, и еще полшколы – утверждать, что именно в них.
Несколько раз я глубоко выдохнула, чтобы успокоиться. Вспомнила платье, которое дожидалось меня дома. Что ж, возможно, теперь подобные слухи были мне на руку. Вероятно, дядя даже был бы доволен.
Под конец дня Тами настолько утомила меня своим любопытством, что я была только рада сбежать от нее в библиотеку. Это было единственное место во всей школе, где Тами почти не появлялась, – она клялась, что у нее аллергия на библиотечную пыль. Хотя я была уверена: всё дело было в том, что библиотекарь Аррин очень строго относился к соблюдению тишины.
Я заняла привычное место за одним из столов в нише у окна, там, где я привлекала меньше внимания, подготовила книги и достала свои заметки. Но сосредоточиться никак не могла.
Тами ошибалась, я не была ни в кого влюблена. И уж в кого я точно не была влюблена, так это в Кинна, замкнутого и непонятного. Просто он был… другим. Единственным человеком во всей школе, который не лицемерил передо мной, не пытался втереться в доверие и напроситься на дружбу или, убереги Серра, притвориться влюбленным в меня, – я уже перестала считать, сколько было таких попыток. Шесть лет непрестанной лжи заставили меня ценить искренность.
И всё же после того случая с Аксаррами между нами с Кинном что-то неуловимо поменялось. Когда я поняла, что он не собирался срывать с меня маску, мне словно стало легче дышать.
А теперь, сидя в библиотеке, я ждала, когда Кинн придет для наших занятий по наречиям Серры.
Наставник Луккиан всегда верил, что совместная работа идет учебе на пользу. Именно на его уроках, изучая разные наречия, мы занимались в парах. Моей бессменной напарницей была Тами, вместе с Кинном со страдальческим видом сидел Марен.
В прошлом году, когда мы закончили изучение основных наречий, Наставник Луккиан объявил, что в дополнение к классным занятиям мы должны будем попарно представить одно из островных наречий – рассказать о фонетических, грамматических и лексических преобразованиях на протяжении всей истории Серры и о влиянии на другие наречия.
– Без изменения нет жизни, – сказал Наставник на древнесеррийском, которым время от времени любил пощеголять. – Поэтому я прошу вас разделиться на пары по-иному. Сейчас для каждого юноши я озвучу наречие, а вы, барышни, сможете выбрать то, которое вас больше заинтересует.