Дремеры. Тени Альвиона
Шрифт:
Кинн переспросил:
– Работы?
Глерр снисходительно улыбнулся.
– Картины. Я художник. Орена щедро благословила меня своим даром, но, увы, здесь нет настоящих ценителей. Все хотят что-то попроще, попонятнее, поприземленнее. Оранжерею, например.
Кьяре внимание Глерра, видимо, тоже не понравилось, и она чуть прохладным тоном произнесла:
– Я бы с удовольствием посмотрела на оранжерею.
Люцилла презрительно хмыкнула, но, когда Кьяра глянула на нее, вновь безжизненно застыла. В этот момент распахнулись
– Привел!
Вслед за ним ввалился долговязый подросток, года на два младше нас с Кинном. Его темные волосы разлохматились, а рубашка и штаны, все в каких-то маслянистых пятнах, болтались как на вешалке. Из его кармана что-то со звяканьем выпало – неуклюже подобрав вещицу, он окинул нас смущенным взглядом и торопливо подошел к Глерру. Люцилла при виде него сморщила нос и отвернулась. Парнишка сделал вид, что этого не заметил, но кончики его ушей покраснели.
– Мaрнон! – представил его Глерр.
Тот вздрогнул и глухо сказал:
– Просто Мар.
– Мар-кошмар, – довольно отчетливо прошептал Донни.
Подросток нахмурился и попытался ткнуть мальчишку в бок, но тот ловко увернулся.
В гостиную, робея, зашла невысокая курносая девушка с темными блестящими волосами до плеч и карими оленьими глазами. Увидев нас, она на несколько секунд замерла – взгляд ее метнулся от Нейта к Ферну, а затем задержался на мне, и девушка, как показалось, вздрогнула. И только потом, словно очнувшись, она обернулась и позвала:
– Тиша!
Из-за двери выглянула худенькая светловолосая девчушка помладше. Посмотрев на нас большими испуганными глазами, она приоткрыла рот, шагнула назад и уже развернулась, чтобы уйти, как тут к ней подбежал Донни.
– Тиша, заходи! Они нас не тронут!
В том, как парнишка пытался ободрить девочку старше себя, было что-то трогательное и одновременно грустное. Наконец Тиша сдалась и, держась за руку Донни, прошла в гостиную, где сразу же спряталась за спиной долговязого Мара. Кареглазая девушка, которая представилась как Тайли, встала по правую руку от Глерра и оглядела всю нашу компанию, но, заметив, что я тоже смотрю на нее, смутилась и опустила голову.
Когда мы все познакомились, Нейт спросил Глерра:
– Так что, может, все-таки покажешь свои работы? А заодно и карту?
Синеглазый юноша обвел нас задумчивым взглядом, ненадолго задержав его на Кьяре. Я замерла и чуть ли не физически ощутила, как напрягся рядом Кинн. А Глерр прохладно улыбнулся и ответил:
– Хорошо. Возможно, вам известно, что живопись любит тишину. Я возьму с собой только троих, желательно тех, кому близок дух искусства. Остальные могут изучить оранжерею.
Нейт поспешно сказал:
– Я пойду с тобой и, наверное, Кинн? Вира?
Кинн согласно кивнул, но прежде чем я успела ответить, раздался голос Ферна:
– Мне цветочки неинтересны, лучше посмотрю на твои картинки, Глерр.
Тонкое лицо юноши на миг исказила досада, но всё
– Как пожелаешь.
Никого не дожидаясь, он развернулся и, мягко ступая босыми ногами по паркету, направился к еще одному выходу из комнаты. Люцилла по пятам следовала за ним. Ферн, хлопнув Донни по плечу, широким шагом двинулся туда же. Тиша, выступив из-за Мара, вскинула на меня испуганные глаза и потянула его за рукав. Неловко потоптавшись на месте, подросток пробормотал что-то вроде прощания, и они ушли.
Поймав взгляд Кинна, я ободряюще ему улыбнулась, но в ответ он лишь коротко кивнул, и мое сердце заныло. Как он отреагирует, когда увидит карту, которую его отец нарисовал перед самой смертью?..
Нейт положил Кинну руку на плечо, что-то тихо сказал, и они вышли вместе.
В гостиной, помимо меня, остались только Кьяра, Тайли и Донни. Мальчишка дернул себя за оттопыренное ухо и, улыбаясь во весь рот, указал на нас с Кьярой:
– А вы обе хмуритесь одинаково. Это так занятно!
Оглянувшись на девушку, я заметила сходное недоумение в ее взгляде.
– Вы… вы посмотрите оранжерею? – робко спросила Тайли.
Когда мы ответили согласием, она вдруг смутилась и проговорила:
– Только там у меня всё разбросано… Давайте я пойду вперед, а Донни вас проводит.
Несмотря на заверения, что беспорядок нас не волнует, она всё же убежала первой. Донни снисходительно заметил:
– Тайли всегда такая – переживает из-за того, кто что подумает.
От лестничной площадки мы прошли по коридору, увешанному гобеленами, а потом – по другой, узкой, лестнице наверх. Всё это время Донни щебетал, как довольный воробушек, и было сложно представить, что ему тоже пришлось пройти через ужасы Квартала.
– Я здесь всего два месяца и поначалу не мог никого запомнить. И знаете, что сделал? – Донни по очереди заглянул нам в лица и с гордостью выдохнул: – Придумал рифмы. «Мар опять замарался!», «Люцилла лютики не любит», «У Тайли тайны», «Тише Тиши только мыши». Как вам?
Кьяра улыбнулась.
– А про Глерра что?
Донни шмыгнул носом и насупился.
– Про Глерра не буду, а то он меня без еды оставит.
– То есть как? – спросили мы с Кьярой одновременно.
– Ну, вот так. С голоду-то я не помру, но он знает, что я яблоки ужасно люблю. И сыр тоже. А за провинности – никакой еды. И не поспоришь. Глерр же тут самый главный.
Губы у меня сжались сами собой. Это за какую же провинность можно лишить ребенка и без того скудной пищи?
На самом верху узкой лестницы Донни вдруг обернулся и с горящими от любопытства глазами спросил:
– А вы в кого обращаетесь? – От неожиданности я споткнулась, больно ударившись ногой о край ступеньки. Мальчишка, ничего не заметив, продолжил: – Я вот в обычную дворнягу – наверно, потому что у соседей пес жил, всю жизнь у меня перед глазами маячил. Ну, я так думаю… А вы в кого?