Древнее сказание
Шрифт:
Бумир, желавший узнать, на чем порешили кметы, сунулся было туда и сюда, но никто не удовлетворил его любопытства. Тогда, рассудив, что если станицы остались в храме, следовательно, война не объявлена, и кметы, по всей вероятности, струсившие, в своих заключениях ни к чему не пришли; он спокойно отправился к Хвостеку.
Замок был наготове встретить нападение неприятеля: часовые виднелись всюду; их можно было встретить на каждом шагу. Как только Бумир подъехал, его сейчас же впустили; сама княгиня вышла ему навстречу, она казалась взволнованной.
— Какие новости?… С чем являешься? — спросила она.
Бумир
— Милостивая княгиня, — проговорил он, — пока опасного ничего нет… На Леднице собрались было старшины, явился и князь Милош; толковать о войне, толковали, да, по-видимому, столковаться-то не могли!.. Сил, знать, мало у них!.. Избрали себе воеводами Мышков, а те и струсили.
Княгиня обрадовалась и всплеснула руками.
— Не может быть! — воскликнула она.
— Истинную правду тебе докладываю, милостивая княгиня, — уверял Бумир. — Накричались вдоволь, разошлись по домам и теперь, полагать должно, все снова будет по-прежнему…
Лицо княгини прояснилось. Она просила гостя минуточку обождать, а сама пошла к мужу разбудить его и сообщить такую приятную новость. Вскоре показался и князь из опочивальни, протирая себе глаза руками.
Бумир поклонился ему и начал рассказывать, как все происходило на острове… Князь слушал, зевая. Потом, потрепав по плечу Бумира, он произнес:
— Всех этих Мышков я живо переловлю, и тогда тишина настанет. Знаю я их — крикуны, а чуть дела коснется, ни на что не способны! Выпьем-ка лучше, — прибавил он, приглашая Бумира усесться за стол.
Отказаться не представлялось возможности. Хотя Бумир и уверен был, что с ним ничего не случится, но когда принесли мед, ему нехотя вспомнилось недавнее угощение, и дрожь пробежала по его телу.
Он начал усердно кланяться в пояс князю, уверяя, что слуги преданнее его трудно сыскать. Хвост заставил Бумира передать все подробности бывшего на острове сборища; по несколько раз переспрашивал имена главных лиц, словно желал их запомнить навсегда. Бумир должен был до поздней ночи пить и рассказывать.
XVIII
Время шло своим чередом, в замке все было спокойно. Князь рассылал ежедневно повсюду смердов и переодетых людей с целью узнать что-нибудь новое; но все возвращались с одним ответом: все спокойно, нигде о войне и не помышляют. Лето стояло жаркое; в иных местах начинали уж хлеб снимать, а потому на полях все чаще и чаще виднелись люди, вооруженные медными, железными и каменными серпами; другого оружия ни на ком не было видно.
Князю, наконец, надоело сидеть одному взаперти в замке, окруженном стенами и насыпью. Исправно он ел, пил, спал, зевал, изредка заходил к княгине; но стоило ему поглядеть из окна на синеющие вдали леса, как сейчас же в нем и зарождалось желание отправиться на охоту. Подобному желанию Брунгильда противилась всеми силами. Сначала он покорялся, теперь начинал уж ворчать.
Однажды утром князь приказал позвать Смерду.
— Поезжай, осмотри хорошенько леса, не увидишь ли где засады…
Смерда пропадал целый день. Вернувшись вечером и привезя с собою серну, убитую им по пути, он рассказал, что встретил в лесу кабана, медведя, волков; людей же ни разу не видел.
Княгине такое спокойствие после недавней бури казалось и страшным, и подозрительным; напротив, князь считал его совершенно естественным.
— Мне необходимо отправиться
Брунгильда, однако, не пускала князя на охоту; хитрая немка боялась засад и измены. Изо дня в день князь откладывал исполнение своего намерения. Княгиня подговорила людей устраивать всевозможные препятствия. Хвост проклинал, сердился, сильнее обыкновенного напивался пьян и все больше и больше терял терпение.
Наконец, он не выдержал: приказал Смерде непременно на следующий день приготовить все нужное для охоты и пораньше его разбудить. Едва вымолила у него княгиня, чтобы он согласился с собою взять большее против всегдашнего количество слуг и притом хорошо вооруженных.
Хвостек, хотя и носил крест на груди, в сущности оставался язычником, сохранившим еще многие предрассудки. Слуги знали об этом и заранее осматривали окрестности и дороги, чтобы, по возможности, устранить все, могущее чем-либо расстроить князя. Смерда нарочно распорядился, чтобы как раз в то время, когда князь выедет из ворот, ему навстречу попалась женщина с полными ведрами, так как это считалось хорошим предзнаменованием.
Прекрасное утро обещало такой же день. По небу скользили легкие облачка, прохладный ветер разгонял их и освежал воздух. Князь, выехав в поле из замка, направился к ближайшему лесу. Смерда уверил его, что зверей там тьма тьмущая. К тому же лес этот, в котором строго-настрого запрещено было пасти скот, был заповедный и нарочно оберегался для княжеских охот. Назывался он Глубь, и действительно дичи водилось в нем всегда великое множество, но чтоб добраться до настоящих мест, нужно было проехать значительное пространство.
Хвостек, давно уже не сидевший на лошади, не слыхавший лесного шороха и собачьего лая, заметно повеселел, когда почуял запах непроходимых дебрей. Он шпорил лошадь, чтобы добраться скорее до Глуби. После получасовой езды князь очутился на небольшой поляне, откуда рукой подать до излюбленной чащи.
Князь первый выехал на поляну, но сейчас же осадил лошадь и, нахмурившись, обратился к подскакавшему Смерде. Князь сердито указывал рукою вперед: там, на пне, сидела старуха, вся закутанная в большой платок; рядом с нею лежали кучи только что собранных трав. Разбирая их, она дребезжащим голосом мурлыкала себе под нос песню и, казалось, не замечала всадников. Встреча в лесу с такими старухами считалась признаком нехорошим и даже опасным.
По тогдашним понятиям леса, озера, реки, поля населены были таинственными созданиями, и большая часть злых духов преимущественно принимала на себя вид старых женщин. Мятелицы, ночницы, бабы-яги, стриги и прочие представлялись воображению обыкновенно в образе грязной, невзрачной старухи, как раз вроде той, что сидела теперь на поляне.
Князь их боялся, но также и Смерда был не из храбрых, тем более, что чем-нибудь раздражить такую старуху, значило навлечь на себя ее гнев и мщение. По ближайшем исследовании, однако, Смерда признал в сидящей Яруху. В замке все ее знали, так как она часто приносила княгине разные травы. Все считали ее могущественною, но вместе с тем полагали, что злою она не была. Князь не решался тронуться с места, и Смерда, слезши с лошади, волей-неволей принужден был сам подойти к старухе.