Древнее сказание

Крашевский Юзеф Игнаций

— Измена! Это не мед, это яд! Яд! Мед так не жжет. Мы отравлены!..

За ним и все поднялись со своих мест, хватаясь за оружие; старик Мстивой хотел тоже встать, схватился за стол, но тотчас же со стоном свалился на землю. Забой посмотрел на Хвостка. Кровожадный изверг оскалил зубы, глаза его блестели дикою радостью. Гости один за другим падали на пол. Ужасные муки терзали несчастных. Князь и Брунгильда сидели спокойно и молча смотрели на страшное зрелище. Хвост только недоверчиво покачивал головою.

— Таков конец вашего царствования! — крикнул он, наконец, покатываясь со смеху. — Не хотелось вам встать за меня, вздумалось лучше быть заодно с кметами! Погибайте же тут! Кметы, желавшие посадить вас на мое место, пусть-ка теперь

сажают трупы! Ни один из вас живым не выйдет отсюда! Княгиня умеет приготовлять славный мед! Издыхайте, несчастные!

Мстивой и Забой не проронили уже более ни единого слова. Стыдно им было жаловаться. Старший наклонил голову, стиснул зубы, посмотрел на своих сыновей, тихонько, едва слышно, вздохнул и закрыл глаза, а слезы так и катились по бледным щекам. Молодые люди прижались один к другому, обвивая друг друга руками… И им стыдно было стонать и жаловаться: старики и те молча выносили страдания. В избе раздавался тяжелый храп умирающих, головы которых при падении ударялись со стуком о деревянный пол… Сперва начала умирать молодежь; затем Мстивой упал навзничь, с пеною у рта… У ног его лежал его сын; другой сын еще боролся со смертью, но скоро и тот скончался. Забой обеими руками держался за стол; ужасная боль в груди томила несчастного; он неистово метался по сторонам… Наконец, и он мгновенно, как от удара грома, свалился на пол вместе со скамьей. Один за другим умирали несчастные гости князя, он же спокойно смотрел на происходившее.

Вдруг лицо его как-то осунулось, ужас отразился в глазах: он испугался собственного деяния и, как бы ища поддержки, взглянул на Брунгильду, которая с невозмутимым спокойствием прибирала со стола кубки, передавая их улыбающейся служанке.

Потом Брунгильда открыла окно и позвала людей.

Смерда вошел в избу, но, взглянув на пол, усеянный трупами, побледнел и затрясся…

Князь, указывая ему на умерших, сказал:

— С глаз убрать! Побольше людей, да сложить их в кучу! Костра не надо… Просто закопать в землю!

Смерда не двигался с места. Князь повторил свое приказание, прибавив:

— Вынести прочь эту падаль! Скорее! Что же ты так вытаращил глаза? Вытащить за ноги и зарыть над озером… Да яму сделать поглубже, чтоб собакам не вздумалось вырыть… Еще пожалуй, отравятся!.. Собак-то ведь жалко!..

Ночь наступила, когда из светлицы таскали за ноги тела несчастных стариков и едва развившихся их детей… Пьяные слуги сперва подшучивали над жертвами княгини, потом бросились срывать с них одежды, ставшие им добычею. Там и сям поднималась драка из-за лучше одетого трупа. Отовсюду сбегались люди посмотреть на покойников и помочь слугам. Тем временем другие вязали оставшихся еще на свободе слуг умерщвленных и запирали их в сарай под замок.

Старикам-князьям подобали костер и могила, но Хвост не хотел жечь тела, а о тризне и не подумал. Да и времени у него не было думать об этом. Их просто-напросто закопали в землю, как животных, чтобы сгнили в земле и служили пищею для червей, — а это в те времена считалось великим позором.

Внезапно, как раз когда слуги так бессердечно влачили по двору тела жертв княжеской злобы, со стороны леса, несмотря на совершенно чистое небо, поднялся ветер и с сильным порывом пронесся над замком…

Хвост вздрогнул… Испуганными глазами обвел он окрестности, затем торопливо вошел в избу… Здесь он бросился на скамью, все еще под влиянием безотчетного страха.

Брунгильда стояла у стола и мыла себе руки… Во взгляде, которым она посмотрела на мужа, ясно читалась жалость, близко граничащая с презрением.

XVII

Между тем, пока слуги, исполняя приказание князя, очищали двор и сглаживали следы происшедшего, Жула, староста Мстивоя, предвидя, что и его ожидает плачевная участь, припал к земле, осторожно прополз к кустам, росшим у самой стены, спрятался в них и никем не замеченный взобрался на стену; потом, соскочив

с нее, он бросился в озеро с целью переплыть на другой берег. Слуги, занятые своим делом, не обратили внимания на это бегство, не слышали даже всплеска воды… Караулившие на башне оказались бдительнее: они начали стрелять по плывшему Жуле, подняли крик; но пока собирали погоню, Жула успел добраться до противоположного берега и там, заметив пасшихся лошадей, вскочил на одну из них и быстро помчался по направлению к лесу…

Пастухи, которым принадлежала лошадь, уведенная Жулой, бросились было за ним вдогонку, но скоро отстали. Ногами и руками понукал всадник испуганное неожиданностью животное; как шальное, скакало оно, невзирая ни на какие препятствия, и убавило шаг, только когда очутилось в лесу… Здесь всякие розыски оказывались напрасными…

Жула направился прямо к Милошу, он хотел спасти хотя бы одного из погибшей семьи… Нетрудно было предположить, что Пепелек, освободивший ослепленного Лешка единственно для того, чтоб привлечь отшатнувшуюся родню снова на свою сторону, не оставит и Милоша в покое…

По пути беглецу встретилось несколько кметов, которые с удивлением провожали его глазами… Жула, не останавливаясь, успел лишь сказать им:

— Все Лешки погибли — отравлены… Один Милош со слепым своим сыном остались в живых!

С быстротою молнии облетела печальная новость эта все уголки, где скрывались кметы…

Жула между тем скакал без устали… При первой возможности он бросил свою уставшую лошадь, переменил ее на другую и снова помчался вперед.

В дубовой роще, окружавшей жилище Милоша, сидела старуха-мать со своим сыном, несчастным Лешком, которого она, как ребенка, забавляла рассказами. Немного в стороне отдыхал Слован; он нарочно был приглашен, чтобы песнями развлекать бедного страдальца. Милош находился тут же; он, как всегда, подперши руками седую голову, думал невеселую думу… Вдруг у ворот раздался стук и зов чей-то. То появился Жула. Его сейчас же встретили, узнав в нем старосту Мстивоя. Он соскочил с лошади и с понурым видом приблизился к Милошу… С лица его капал пот, губы нервно дрожали; кинувшись старику в ноги и не будучи в состоянии произнести ни одного слова, он рыдал, как ребенок.

Милош было не признал его, и неудивительно: дорога и сильное горе порядочно-таки изменили беднягу.

— Князь, господин наш, — так начал Жула, ломая руки, — ты один у нас и остался только… Не хотели слушаться твоих добрых советов наши милостивые князья, вот и погибли… Хвост со своей немкою отравили их на пиру в собственном доме, отравили своих гостей!..

Милош встал с земли, но, обессиленный выслушанным известием, снова на нее опустился; Жула продолжал:

— Едва и я успел жизнь спасти, чтобы придти рассказать вам об этом… Уходите скорее отсюда!.. Сначала-то приняли нас у князя любезно; Хвост сам вышел навстречу… Все уселись у стола, хозяева угощали, еда и питье длились долго… Только встать-то из-за стола никому не было суждено; все как сидели, так и свалились на пол… Как собак закопали их в землю, костра даже пожалели… Только псы одни и повыли… Потом повязали наших людей… Сам я не знаю, как удалось мне уйти оттуда!.. Теперь, когда стали ясны намерения князя, видно, что он и на вас, милостивец, нападение задумывает… Нужно бегством спасаться!..

— О, братья мои, о, род мой, несчастный! — воскликнул Милош. — До чего же дошло, наконец. Гибель от руки сродника!.. Куда и зачем мне бежать? Захочет убить — отыщет всюду…

Эти слова услышали Лешек и мать, сидящая возле него. Оба они начали горько плакать, предчувствуя бедствия… Слуги, узнав обо всем, тоже подняли невообразимый крик. Один Милош угрюмо молчал.

— Судьбы не обойдешь! — проговорил он наконец.

В эту минуту взгляд старика упал на сына: жаль ему стало страдальца, и в душе он проклял его палачей. На зов Милоша начали собираться со всех сторон люди. Мать, взяв за руку своего сына, подвела его к отцу. Все засуетилось, забегало…