Древние Славяне. Соль. Книга первая. Крещение
Шрифт:
– Тогда ешь. – Подцепив желудочек ложкой, Снежана понесла внучке горячее ароматное мясо и по пути к столу, запнулась о ткацкий станок, стоящий у стены. – Когда же вы его отнесёте в новый дом? Все ноги об него отбила. – Она протянула ложку внучке. – Кушай, радость моя. И иди на двор, соблюдай обряд.
Деревня Явидово. Свежевание оленя
Не дожидаясь большого кострового огня, Ведогор начал разделывать оленёнка. Первым делом снял тряпицу с ранки под левым ухом, потрогал прилепленный воск, тот держался крепко, застыв
Достав из принесённых Любашей кадушек деревянные миски, дунул в них и негромко произнёс:
– Благодарю тебя Дивана, за подмогу в трудные дни. – И тут же призывно закричал. – Бабы, быстро ко мне! Будем творить молитву.
Все побросали свои дела и встали полукругом около волокуши.
– Прости нас, Лесной Дух за то, что взяли у тебя оленя, но он добыт по правилам и летом вернётся новым и здоровым оленем. Прости нас, Олений Дух, что взяли у тебя оленя, но мы принесём жертву и искупим наш грех.
Широко взмахнув ножом, Ведогор резко и точно вонзил его спереди в грудную клетку, прорезал сердце и сразу подставил деревянную миску. Тугая, тёмная, ещё тёплая кровь, толчками стала выливаться сначала в одну в миску и наполнив её, во вторую.
Подняв первую, Ведогор отвернулся от луны, еле светящей сквозь облака, сделал большой глоток крови, передал миску женщинам и приложил ладонь на бок оленёнка.
– Искупим, – хором согласились женщины и тоже, встав к луне спиной, отпили крови и, вытерев рот, прикоснулись руками к туше зверя.
Высоко подняв над костром миску, Ведогор не спеша вылил оставшуюся кровь в огонь. Она шипела ещё в воздухе и пошел запах жаренного мяса, отчего голодной Любаше пришлось прислониться к столбу.
Ведогор вытрет снегом миску и, воткнув в середину дна нож, провёл ею, над огнём.
– А ты, Вася, иди, отдыхай, – отпустил свояченицу хозяин. – Наломалась сегодня.
Подсоблять свежевать оленёнка среди стольких помощников – только мешать, и Василиса, ощущая усталость в ногах, ушла в дом.
В избе стоял крепкий лесной запах варящегося беличьего мяса.
– Сейчас засну, – пожаловалась Василиса бабушке, раздеваясь на ходу.
– Ложись, милая моя. – И бабушка перешла от печи к столу, где замочила для похлёбки сушеные грибы и яблоки.
Толстая шкура оленёнка ещё хранила тепло и, когда Ведогор сделал первый разрез на животе, изнутри пошел пар.
– Чего ты не привесил тушу? – возмутилась Домослава. – Столько крови теряем.
– Сколько тебя твой брат Богуслав учил, а не можешь запомнить. – Ведогор пристроил миску у валуна. – У оленя самые тонкие два желудка! Подвесим, и один точно порвётся, желчь прольётся, и мясо станет горьким.
Как только вытекла кровь, Ведогор приступил к потрошению туши. У него всегда удачно получался длинный и сильный разрез посередине брюха. В быстро подставленную кадушку, Домослава и Любаша стали вываливаться внутренности. Все смотрели на них с разными чувствами.
Годислава до сих пор переживала за убиенное животное, но от куска мяса не отказывалась никогда. Стояла в стороне и ждала, когда будет нужна.
Домослава деловито прикидывала, сколько получится требухи для колбас, не раздумывая о судьбе оленя.
Ведогор занимался своим делом с осознанием выполняемого перед семьёй долга.
А у Любаши кружилась голова от желания наброситься на мясо и есть, есть, есть его сырым… даже без соли.
Разрубив кость между задними ногами, что дало доступ к прямой кишке, Ведогор отработанным привычным движением сделал круговой надрез у хвоста и продолжил потрошение.
С небольшим усилием кишки и оба желудка освободились от связи со спиной и выпали в руки Ведогора. Теперь стало видно, что их удерживали небольшие хрящи на ребрах. В два взмаха перерезав хрящи, Ведогор с хрустом раскрыл грудную клетку. Ну, а после доставания сердца с легкими, туша осталась пустой, с одной лишь печенью.
Большим ножом Ведогор рассёк шкуру на шее оленя, разрезал мясо до кости и разъединил позвонки. Рогатую голову отложил чуть дальше, в сугроб.
– На крышу, – коротко сказал он тёще.
Прихватив за ухо голову оленя, Снежана приставила к стене дома лестницу, и, поднявшись к крыше, устроила на особой полке Василисину добычу. Ни волки, ни собаки её не достанут и мясо не пропадёт.
Спустившись, Снежана взглянула на зятя, а тот ловко и быстро перевязывал задние ноги туши оленёнка. Ведогор потянул верёвки наверх, к перекладине, а Домослава подхватила тушу и вдвоём они привесили добычу.
– Прямо голову клади! – крикнула дочь матери. – А то свалится, как обычно, косорукая! По второму разу полезешь и лестницу уронишь, кривоногая.
– Спасибо тебе, доченька, – под нос себе ворчала Снежана. – Вся в батю своего. Такой же ласковый.
Пока Годя и Домослава распределяли потроха по горшкам, а Любаша промывала кишки, Ведогор взял тонкий нож, в пять движений сдёрнул шкуру с оленя и кинул её на снег.
Со двора доносился хрип собак, исходящих желанием наброситься на свежее мясо.
– Годя, кинь им вот, – Ведогор срезал мяса с брюха оленя. – Пашины [19] кинь, её сегодня не жалко. И захвати из сеней мясную кадушку и соль, будем замачивать.
Жадным взглядом провожая оленью пашину, Любаша, скрывая желание вцепится в него, повернулась к Домославе.
– Сегодня жарить-парить будете, или на завтра отложите?
– Как же сегодня? – Подтащив опустевшее ведро к костру, Домослава стала наталкивать в него снег. – Ещё полночь не прошла. Печь обидится, ей тоже отдых нужен. И мамка уже супа из белок сварила, зайдёшь потом, похлебаешь, пока мы разрубим мясо и замочим. Эх, вода-то заканчивается, но ты не отвлекайся, я сейчас снега растоплю. Ледяная водичка будет, но ты уж потерпи, Любаша.
19
Пашина – (подчеревок, покромка) – отруб из брюшной части туши крупного рогатого скота и свиньи. Относится ко второму сорту.