Древний Китай. Том 2: Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.)

Васильев Леонид Сергеевич

Именно на этом не слишком-то обнадеживающем фоне и шел затем процесс институционапизации царства, причем успехам этого процесса энергично способствовала активная политика Сянь-гуна, извлекшего все необходимые уроки из длительного противостояния и войны родственных линий и раз навсегда зарекшийся сам и предостерегший своих потомков от того, чтобы возвышать и тем более щедрыми пожалованиями усиливать родственные кланы. Показательно, что именно в Цзинь — в отличие, пожалуй, буквально от всех остальных царств и княжеств чжоуского Китая в период Чуньцю — более, как правило, не создавались родственные правящему дому могущественные уделы-кланы. Ведущие кланы в Цзинь, особенно шесть наиболее могущественных из их числа, не были родственными правителям царства.

Из динамики политической борьбы в Цзинь хорошо видно, что после Вэнь-гуна правители достаточно крепко держали власть в своих руках, причем в этом им умело помогали главы могущественных

кланов, исполнявшие функции высших администраторов и вершившие делами не только Цзинь, но и всех царств Чжунго, практически всей Поднебесной. Имена Чжао Дуня, Сюнь Линь-фу (позже его клан Сюнь получил имя Чжун-хан), Ци Кэ и Шу Сяна заслуживают в этой связи особого упоминания. Однако вскоре после их гибели погибли и их кланы, исключая разве что клан Чжао, который, впрочем, уцелел лишь благодаря случайности и был возрожден Чжао Вэнь-цзы.

Расправа с кланом Ци после успешной войны с Чу в 575 г. до н. э. была результатом закономерной реакции правителя и ряда окружавших его администраторов из числа глав кланов на чрезмерное усиление одной из наиболее могущественных клановых групп. И хотя это было отнюдь не первое уничтожение могущественного клана, именно оно, реализованное наиболее грубо и бывшее по сути наказанием вместо награды за победу, может рассматриваться как своего рода тревожный сигнал для правящего дома Цзинь. Суть сигнала сводилась к тому, что политическая борьба подспудно, а то и открыто ведшаяся практически всегда приняла новый облик, обрела новое качество. После почти столетия, прошедшего с того момента, когда младшая нелегитимная ветвь заняла в правящем цзиньском доме место легитимной старшей, судьба правящего дома вновь оказалась под угрозой потери реальной власти. Нужны были решительные действия — и они последовали, благо за предлогом для этого далеко ходить было не надо. Однако расправа с кланом Ци обернулась для Ли-гуна своего рода бумерангом: обеспокоенные тем, что и их может постигнуть такая же участь, главы кланов Луань и Чжун-хан буквально через год покончили и с Ли-гуном, и с его новым фаворитом, родственником его наложницы, которому Ли-гун вручил власть в царстве.

И хотя на смену незадачливому Ли-гуну пришел мудрый Дао-гун и позиции правящего дома в Цзинь вновь на некоторое время укрепились, преподанный Ли-гуном урок был хорошо усвоен влиятельными цзиньскими цинами. Именно к ним теперь надежно перешла вся власть в царстве, после чего они начали выяснять отношения между собой, тогда как правитель царства все более очевидно превращался в инструмент в их умелых и сильных руках. Уже при подавлении мятежа Луань Ина во времена Пин-гуна это было вполне заметно: причиной мятежа был раздор между кланами Луань и Фань, причем последовавшее за этим уничтожение клана Луань было результатом не столько активных действий правителя (хотя следовало бы ожидать именно этого, ибо формально клан Луань, захвативший Цюйво, поднял мятеж в Цзинь), сколько соотношения сил и политических союзов между враждующими кланами.

Вторая половина VI в. до н. э. была уже временем прогрессирующего упадка власти цзиньского правящего дома, ибо подавление мятежа и истребление клана Луань резко укрепили позиции остальных влиятельных кланов в царстве. И сетования Шу Сяна по поводу грядущего ослабления дома Цзинь, высказанные им в беседе с циским Янь Ином, были лишь прискорбной констатацией уже свершившегося факта. Шестеро глав могущественных цзиньских кланов вершили всеми делами не только царства, но и Поднебесной, включая вмешательство в дела домена, решение проблемы луского изгнанника Чжао-гуна и т. п. Именно они предприняли усилия для того, чтобы ликвидировать кланы Шу Сяна (Ян) и Ци и тем самым, по словам Сыма Цяня [103, гл. 39; 71, т. V, с. 179], еще более ослабить правящий дом (снова стоит напомнить, что о родственной связи этих кланов с правящим домом, упомянутой Сыма Цянем, четких данных нет).

Итак, на смену сильному единовластному правителю царства Цзинь пришли могущественные шесть кланов, вершившие его делами. И эти кланы, проявляя должную заботу о сохранении могущества Цзинь и его положения царства-гегемона, крепко держали власть в своих руках и явно не желали новых потенциальных соперников. Ликвидировав соперников (Ян и Ци), они создали на их землях десять уездов-сянь, управлять которыми поручили своим родственникам-дафу. Не вполне ясно, были ли эти уезды чем-то вроде служебных кормлений, как то бывало обычным в те времена, или они уже являлись территориально-административными частями царства, управлявшимися ответственными перед казной администраторами-чиновниками. Похоже, что новые уезды уже не были просто кормлениями, доход с которых предназначался их владельцам за службу этих последних. Контекст сообщения «Цзо-чжуань» об этом [114, 28-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 725 и 727–728] позволяет предположить, что в задачу вновь назначенных дафу входило именно служить в уездах, т. е. управлять ими, получая за это, естественно, какую-то часть собранных с населения налогов. Именно поэтому в «Цзо-чжуань» с особым вниманием

перечисляются административные достоинства вновь назначенных на пост управителей уездов дафу и подчеркивается для большей солидности, что эти назначения были одобрены самим Конфуцием.

И наконец, логическим завершением описываемого процесса политической борьбы в Цзинь стала ожесточенная схватка между шестью сильнейшими, приведшая к ликвидации трех кланов и разделу царства между тремя уцелевшими (Чжао, Хань и Вэй). Они в V в. до н. э. создали новые царства, где уже было немного уделов-кланов, а территория подразделялась в основном на уезды, которыми управляли от имени центра его чиновники, назначавшиеся и сменявшиеся, получавшие за свою административную деятельность плату из казны или, во всяком случае, за счет казны и с ее санкции (хотя, впрочем, продолжали существовать и владения типа кормлений). Все эти процессы происходили на фоне прогрессирующего ослабления и в конечном счете гибели правящего дома Цзинь, представители которого постепенно лишались не только реальной власти, но и возможности хотя бы формально, на правах сюзерена, вмешиваться в дела могущественных цзиньских цинов.

Резюмируя, можно сказать, что динамика политической борьбы в самом крупном и влиятельном из царств чжоуского Китая периода Чуньцю в общем и целом напоминала события в доме Чжоу несколькими веками ранее: от всевластия правящего дома (несмотря на интриги, заговоры и конфликты) к его постепенному ослаблению и усилению вассальных уделов-кланов, к деградации правителей и разделу территории царства между правителями этих уделов, превратившихся в самостоятельные государства. Разница — но весьма существенная — лишь в том, что правящий дом Цзинь не имел сакральной святости, обусловленной доктриной небесного мандата, и потому у него не было шанса уцелеть хотя бы в форме небольшого домена. Однако крушение дома Цзинь — точнее, переход власти в царстве к новым кланам и даже раскол царства на три большие части — не следует расценивать как свидетельство неудачной модели эволюции. Напротив, цзиньская модель — речь идет лишь о политическом ее аспекте — была вполне жизнеспособной, и длительное благополучное существование трех царств, Хань, Чжао и Вэй, после исчезновения Цзинь говорит именно об этом.

Расцвет и деградация правящего дома Ци

В отличие от Цзинь царство Ци было гегемоном лишь несколько десятилетий, пришедшихся на годы правления Хуань-гуна (685643 гг. до н. э.). До того из событий, на которые обратил внимание Сыма Цянь и которые интересны с точки зрения рассматриваемой в данной главе темы, стоит напомнить лишь о том, что, будучи уделом сподвижника Вэнь-вана и У-вана чжоуского Тай-гуна, это царство ранее других стало не только фактически слабо зависимым от центральной власти чжоусцев, но и относительно богатым, прежде всего за счет торговли рыбой и солью. Можно напомнить также о том, что в IX в. до н. э. оклеветанный соседом циский Ай-гун был живьем сварен в столице Чжоу [103, гл. 32; 71, т. V, с. 41–42]. Оба сообщения свидетельствуют в пользу того, что царство Ци рано стало сильным и претендовало на независимость, а это в те времена еще не оставалось безнаказанным. Разумеется, Ци, как и прочие уделы, трансформировавшиеся в самостоятельные царства, время от времени сотрясали внутренние смуты, связанные прежде всего с династийными спорами и разборками. Это было и вскоре после трагической гибели Ай-гуна, и в самом конце IX в. до н. э., во времена циского Ли-гуна. Но главная из них пришлась на рубеж VIII–VII вв. до н. э., когда к власти пришел Сян-гун ^[100] .

100

⁴ О Сян-гуне диском уже немало было сказано в первой главе, где упоминалось об адюльтере между ним и его единокровной сестрой, выданной замуж за луского Хуань-гуна, но страстно влюбленной в его брата. Жертвой этой кровосмесительной страсти стал ее муж, луский Хуань-гун, убитый во время визита в Ци силачом Пэн Шэном. Вскоре после этого Сян-гун сам стал жертвой заговора недовольных им сановников.

Надо сказать, что Сян-гун — как о нем рассказывают источники — отнюдь не был образцом добродетельного правителя. Помимо кровосмесительной связи с сестрой и обид, нанесенных близким сановникам, за ним числились и многие другие грехи, включая и убийства. Однако заговор и насильственная смерть правителя возмутили цисцев, которые не приняли в качестве правителя его убийцу, приходившегося ему кузеном. Тот был вскоре убит, и вот здесь-то и пришла пора вернуться в Ци бежавшим от Сян-гуна в соседние царства принцам, его сыновьям. Первым вернулся домой и занял трон отца Сяо Бай — тот самый, в которого стрелял соратник второго сына Гуань Чжун, попавший стрелой в пряжку на поясе и решивший, что он убил соперника своего хозяина. За этим последовала история с возвращением и прощением Гуань Чжуна, ставшего отныне слугой Сяо Бая, или Хуань-гуна циского, первого в чжоуском Китае гегемона-ба.