Древний Марс (сборник)
Шрифт:
Дверь дрогнула.
Дэйв продолжил толкать.
Внезапно дверь разделилась на четыре части от центра и втянулась в каменную стену, оставив эллипс входа открытым.
В свете десятка зеленых ламп, установленных на треногах, стояли двое марсиан и пристально смотрели на Дэйва.
Дэйв уставился на них.
– Какого черта…
Рекари поймал Дэйва за руки, чтобы тот не упал внутрь открывшейся двери. Затем он медленно на марсианском проговорил:
– Это сын моего друга.
Двое за дверью никак не ответили на представление.
Дэйв переступил через порог и огляделся. Комната за дверью была площадью примерно двадцать пять квадратных метров с гладко отполированными стенами, где, как и на ступеньках снаружи, отсутствовали всякие украшения. В дальнем конце комнаты была еще одна лестница, она подсвечивалась зелеными лампами, висящими на стене; он видел, как свет исчезал, уходя вниз. Он изобразил жест приветствия и, когда молчащие так и не ответили, прошел ко второй лестнице и начал спускаться. Его не пытались остановить, но он слышал, как они начали переговариваться с Рекари на марсианском.
– Он не может носить камень, – сказал один из здешних марсиан, – он чужак.
Дэйв решил, что Рекари показал знак несогласия, потому что тот сказал:
– Я нянчил этого ребенка с самого его рождения. Он не чужак.
– Он с Земли, – возразил один из мужчин.
– Он отправился на Землю получить образование, – ответил Рекари. – Но не остался там.
Дэйв не стал останавливаться, чтобы узнать, что дальше они скажут. Его больше интересовало, что скрывается внизу ступенек. Одна только дверь уже была археологическим сокровищем, что еще могло быть скрыто внизу, где ни дождь, ни ветер, ни пыль не коснулись их? Он испытывал столько чувств, которые тянули его вниз: любопытство, увлеченность, сожаление, что отца нет с ним рядом. Особенно чувство сожаления. И все же он чувствовал, что выполнял желание своего отца, спускаясь по этой лестнице.
Спуск был долог, но в конце концов ступеньки закончились огромной залой, которая, скорее всего, являлась естественной пещерой со следами отложений на стенах, оставленных водой. Зеленые лампы, расположенные на треногах, освещали пространство. В центре комнаты стояла пара больших столов в виде полукругов и небольшим расстоянием на вытянутую руку между. Стульев не было.
Двое мужчин теперь стояли по обе стороны от Дэйва.
– Мы смотрители, – сказали они по-английски, – теперь ты отдашь нам солнечный камень.
Дэйв взглянул на Рекари.
– Ты сказал, что он мой.
– Они не могут у тебя его забрать, – ответил Рекари, скорее больше обращаясь к марсианам, чем к Дэйву. – Старейшины не позволят. Мы видели, как это случилось с кузенами Венори.
– Ты должен оставить камень здесь, – сказал один из мужчин.
Дэйв сделал знак несогласия.
– Мой отец передал его мне, – сказал он на марсианском. – Я его не отдам.
– Отдашь, – ответил мужчина.
Жестами показав Дэйву следовать за ним, мужчина подошел к столам и встал у одного конца промежутка между столами. Левой рукой он нащупал символ на одном столе, а правой на другом, и поверхность из черного дерева появилась в зазоре
Эта поверхность была сплошь заполнена солнечными камнями: они лежали ряд за рядом и висели на подставках в виде миниатюрных пальцев.
– Ты оставишь его здесь, – сказал марсианин, – вместе с остальными, чей род пресекся.
Дэйв смотрел на камни. Их там было очень много. Столько семей кануло в забытье. Он чувствовал, как они звали его из прошлого, и, пройдя мимо смотрителя, он сделал два шага в пространство между столами. Дэйв протянул обе руки вперед и наложил пальцы, более короткие, чем у марсиан, на столько камней, на сколько был в силах.
Внезапно вокруг него проявился калейдоскоп картинок, обволакивающий камни, столы, пещеру. Дэйв обнаружил, что его окружают странные высокие деревья с разноцветными листьями, лодки с такими же красочными парусами, как и листья на этих деревьях, скользящие по прозрачной, как стекло, воде, просторные здания, увенчанные шпилями, словно лезвия, направленными в бледное небо, толпы марсиан: мужчин, женщин и детей ходили, бегали, что-то показывали – мириады образов накладывались друг на друга, образуя буйство красок и движения. День сменялся ночью, шел дождь, снег, светило солнце. Шум был оглушительным, тысячи и тысячи голосов смеялись, плакали, кричали, и над всем этим возвышалась музыка, как пение птиц или звук петель, нуждающихся в смазке. Камни говорили с ним через его камень, окуная его в Марс, каким он был прежде и никогда не станет снова.
Затем в его иллюзии кто-то потянулся к нему и поддержал за плечи нематериальной рукой. Движение вокруг него остановилось, звуки стихли, все объединилось в фигуру перед ним.
Доктор Бенджамин Миллер.
– Привет, сынок, – сказал он.
Дэйв чувствовал, что рот его открыт, но не мог ничего произнести. Он не знал, что нужно сказать или сделать. Хотелось обнять отца, но когда он протянул руку вперед, там не было ничего, кроме воздуха. Наконец он сказал осипшим голосом:
– Отец!
Отец улыбнулся.
– Как приятно видеть тебя, сынок. Извини, что не встретил тебя в Миридиани.
– Отец…
– Я хотел, чтобы мы снова отправились на раскопки вместе. Но старое сердце не выдержало.
Он покачал головой и вздохнул.
– Я помню, как лежал на земле и слышал, как Рекари зовет меня, было очень больно. Следующее, что я понял, что я здесь.
– В пещере? – спросил Дэйв.
Отец сделал отрицательный знак по-марсиански.
– В солнечном камне, который я носил, а теперь носишь ты.
Дэйв пальцами нащупал свой камень.
– В нем?
– В нем, – ответил отец, – с Венори и его предками. Солнечный камень больше, чем просто символ. Каждый обладатель камня носит предков в нем, их воспоминания, их знания, их личности. Я все еще не закончил сортировать их, даже с помощью Венори. Я думаю, для марсиан это легче, ведь они ожидают этого. Но мы с Венори поможем тебе.
Дэйв тяжело сглотнул.
– Значит, я тоже умер?
Его отец снова сделал отрицательный знак.