Древний свет

Джентл Мэри

Блейз Медуэнин сказал совершенно иным тоном:

— Я думал, вы знали. Мне следовало бы сказать вам. Вы с нею были близки.

Эта его лохматая желтая грива начинает становиться слишком длинной, голубые глаза без белков прикрыты перепонками от пыли внутреннего города. На его поясе не было харуров , и он двигался так, будто ему недоставало половины себя самого. А однажды ты пришел ко мне, назвал меня сестрою и спросил, не думаю ли я, что дитя Орландис, Родион, когда-нибудь посмотрит на обносившегося наемника с протертыми локтями… Я сказала:

— Мне

очень жаль.

Он нахмурился, и шрам придал его лицу выражение свирепости.

— Она умерла здесь, в Касабаарде. Она была наемницей в моей группе. После ранения на войне между хайек , что мы вели, в нескольких милях к востоку от города.

У меня нет слов: хочется сказать, как мне жаль, что тебе пришлось приехать сюда и вспомнить, какую это причиняет боль… И мне хотелось бы узнать, как вскоре после этого Блейз Медуэнин оставил Дом гильдии в Медуэде и попал на службу к Халтерну Бет'ру-элену, О, как мне хотелось бы это знать.

Едкая яркость солнца обжигала глаза.

— В этом есть некая ирония, — сказала я. — Как полагают, ее мать также умерла именно в этом городе?

Я тихо и окольными путями подступаю таким образом к теме амари Рурик Орландис. Как мне сказать Ста Тысячам, что их «предательница» — Чародей? Как я могу не сказать Блейзу и Халу, что Рурик жива?

— Хал… я… — Собранная из-за шрама в складку ткань образовала язвительный изгиб в уголке его рта. Это не была улыбка. Мы стояли под вечерним солнцем, и у него был вид ослепленного ярким светом. Голос звучал нетвердо. — С'арант , могу ли я сказать вам кое-что об этом? Орландис не умерла, она была убита. Потому что живая она могла представлять опасность для Ста Тысяч. Ее убил Хал. Халтерн н'ри н'сут Бет'ру-элен.

Он произнес каждый слог этого имени со своеобразной мечтательной четкостью.

— Он не спешил сказать мне об этом. Не доверял ссылке, понимаете ли. Она могла собрать против нас армию. А сейчас ее нет, есть этот порожденный Мраком Анжади… Хал не обрадуется, когда услышит об этом.

Он посмотрел на меня, и его лицо исказилось. Чужое, непроницаемое, оно выражало нечто между печалью и весельем. Я не подумала, мне некогда было подумать о том, какие надежды его и других жителей Свободного порта рухнули здесь сегодня.

— Что вы теперь будете делать?

— Не знаю. — И улыбнулся: весело и с вызовом.

— Не говорите мне, что вы все эти годы пробыли в такширие Свободного порта — и не имеете никакого представления о том, что делать.

— Я бросил бы все это за несколько медяков. И опять стал бы наемником. Я это умею, Кристи.

Он тяжело сел на стенку причала и, прищурившись, взглянул в подернутое дымкой небо. Я стояла рядом, глядя в темно-зеленые глубины гавани. Жара загнала в норы даже рашаку . Звучали голоса, слышался скрип пришвартованного джата , и пахло морем.

— Здесь нам следовало бы все исправить, Кристи. — Он поднял голову. — Прошло восемь лет… Почему вы не возвращались? Когда вы улетали, ваше последнее слово

было о том, что вы вернетесь.

Оттого, что это человек с изуродованным лицом, оттого, что по какой-то странной причине я всегда ощущала обязанность быть честной с Блейзом Медуэнином, я попыталась сказать ему правду.

— Была другая жизнь, в которой нужно было жить. И… нет, я знаю, что это было. Я знала, что если бы вернулась на Орте, то не смогла бы опять с нее улететь. — Удивляясь своим словам, я добавила: — Не думаю, что я понимала это еще несколько дней назад.

Он встал, положив мне руку на плечи. Я повернулась, приникла к его фигуре, чувствуя, сколь естественным кажется его тепло, его неритмичное сердцебиение.

— Я думал о вас, сестра, — сказал он.

Это не то, что я хочу услышать… но достаточно, чтобы продолжить. Я улыбнулась сама себе, уловила его ответную усмешку. Сильный порыв теплого воздуха пронесся по причалу. Затрещала ткань из дел'ри , свободно привязанная поверх уложенного груза. Свет близящегося вечера окрасил мир сепией, когда тени приобрели вечерний наклон. Я прислонилась к руке и плечу Блейза. Жара истощала силы. Лишь на минуту дать кому-нибудь другому подержать этот груз… От вчерашнего утра 18-го дня Штормового солнца до этого вечера 19-го дня прошло пятьдесят часов, за которые мало что достигнуто и многое произошло…

Я выпрямилась, немного отстранилась и кивнула подошедшей Кассирур Альмадхере.

— Это просто, — сказал Блейз. — Мы не можем кормить семьи Побережья. Мы не можем отдать земли телестре . Мы не можем удержать хайек от нападения на нас. Пройдет три или четыре недели — до начала Меррума, — и мы увидим корабли хайек у побережья Мелкати или Римона. А что при этом будут делать С'аранти !

— Именно это я собираюсь узнать у Молли Рэйчел, — сказала я, — как только смогу улететь туда, где она сейчас.

Кассирур спросила:

— Что еще, Т'Ан Медуэнин?

Он пристально посмотрел на стареющую женщину с красной гривой, в официальном тоне которой звучал скрытый юмор. Словно несколько минут назад она не повышала на него голос, он вежливо сказал:

— Шесть лет назад умерла с'ан Далзиэлле Керис-Андрете, и никто из нас не счел необходимым заявить о своих правах и принять Корону Ста Тысяч. Может быть пора это сделать, Т'Ан Говорящая-с-землей?

Прежде чем Кассирур успела ответить, молодой человек с чертами лица Керис-Андрете возразил:

— Нынешнее летнее солнцестояние будет не в Десятый год.

Блейз язвительно улыбнулся.

— Керис-Андрете всегда любили соблюдать формальности. Мы же, остальные, понимаем необходимость, когда ее видим. Нам нужен новый Т'АнСутаи-телестре . И есть сто тысяч телестре , из которых может выйти Корона.

Кассирур усмехнулась, затем решительно кивнула.