Древняя душа
Шрифт:
— Асатар, — прошептала девушка, посмотрев на меня. На губах играла улыбка. Чего угодно ожидал — стыда, раскаяния, упреков, слез, пощечин, но не того, что она притянет меня к себе и ласково поцелует.
Тело само устремилось к ней, наполнившись желанием. На этот раз мы не торопились, смакуя и медленно познавая друг друга. Хотя у меня было ощущение, что знаю каждый уголок совершенного тела Алатары, помню, как давний любовник, что и как ей нравится, заставляет трепетать и постанывать, изогнувшись в моих руках. Ошалев от таких чувств, я медленно наполнил ее собой и насладился стоном.
— Моя очередь, — промурлыкала она и, уложив меня
Потом мы просто лежали без чувств, ни о чем не думая — не осталось сил. Впервые я встретил женщину, которая смогла удовлетворить меня полностью. Встретил… Она все время была рядом. Как так получилось, что именно нареченная моего брата, правящего принца, подошла мне так идеально, как никто до нее? Теперь верю тем, над кем смеялся, когда они говорили «она создана для меня». О, Богиня, эта женщина на самом деле создана для меня! И я сотворен для нее! Оказывается, так на самом деле бывает.
— Что же мы наделали. — Без всякого выражения произнесла Алатара.
— Сам не ожидал. — С губ сорвался смешок. Пришлось покопаться в памяти, чтобы выудить из нее причину того, почему я позволил себе нарушить табу. Риэра в объятиях Алатара. Теперь эта картинка уже не отзывалась болью в груди, вызывая желание любой ценой причинить брату такое же страдание. Было попросту все равно.
Глава 18 Душа на кончиках пальцев
Атапи
Теперь никто не будил меня до рассвета. По старой привычке я просыпалась сама и лежала в темноте, слушая, как поднимаются мать с моей старшей сестрой, Кьярой, чьи комнаты были по обе стороны от моей, и мысленно представляя каждый шорох. Сначала полустон-полувыдох — потянулись и зевнули. Шелест откинутого одеяла. Стон пружин — встали. Два шлепка, один за другим — сунули ноги в тапки, что прищелкнули, как вставные челюсти, по линолеуму. Шлеп-шлеп-шлеп — в ванную, умыться и привести в порядок то, что ниже пояса, это обязанность каждой девушки — так учила нас мать. Натужное гудение труб, недовольное чихание крана, звуки льющейся воды.
Пока одна моется, вторая ставит на плиту старую кастрюлю, начинает варить кашу. Потом меняются. Негромкие скупые разговоры за завтраком. Скрябанье ложек по дну тарелок. Помывка за собой грязной посуды. Затем мать будит нашу младшую, чтобы отвести к Несси — Сестре, которая устроила детский сад на дому, это удобно, у нее своих погодков трое, а скоро, может, и четвертый явится — она такая толстая, что и не понять, брюхатая или нет. Несси учит малышей грамоте, как умеет, но я видела, как она пишет «малако», так что вряд ли от уроков будет толк. Увы, школы вблизи нет, так что у сестренки нет выбора.
Нас с Кьярой учила мать. Правда, после того, как мы овладели счетом и начали сносно писать, все уроки свелись к рассказам о Богине, изучению значений сотен символов, латыни и зазубриванию заклинаний. В итоге к совершеннолетию я могла бы вести на латыни светский разговор — только было не с кем, знала, что означает треугольник в квадрате — закрытая сила, понимала, как подчинить стихии — но над ними у меня власти не имелось. И неизвестно, появится ли — вполне возможно, что я окажусь пустышкой, как и старшая сестра.
На нее теперь легли все мои обязанности — и со скотиной, и по дому. Кьяра и так меня не любила с самого рождения — из-за родимого пятна-люмьера, особого положения — ведь мать истово верила, что именно я призову Богиню, а теперь и вовсе почти не разговаривала со мной. Если же ей приходилось
Раньше она работала в маленьком магазинчике, где торговали всем остальным, кроме продуктов. Похоже, ей нравился сын хозяина. А может и не особо нравился — он довольно страшненький, но выйти за него замуж Кьяре, похоже, хотелось. Ведь тогда она станет хозяйкой своего дома, который купят свекры — они по нашим меркам зажиточными считаются, родит детей и на правах невестки начнет командовать в магазине, когда родители мужа постареют. Но после моего Посвящения и успешного прохождения Испытания, мать приказала ей уйти из этой лавки. Место не пустовало и дня, там уже работала другая девушка, красотка, которая тоже, вероятно, лелеяла мечты о замужестве.
Вину за крах своих надежд угрюмая Кьяра возлагала на меня. Мне было стыдно, но мать не захотела ничего слышать, сказала, что будет так и точка. Чем я должна заниматься, она не уточнила. Велено было отдыхать, гулять, хорошо кушать, высыпаться, копить силы. Для чего? Мать не сказала. Я настаивала, пользуясь тем, что после Посвящения она посматривает на меня со смесью уважения, гордости и страха во взгляде, но продавить барьер между нами, детьми, и родительницей не удалось, как и прежде.
К чему она меня готовит? Неизвестно. В любом случае, мое согласие никому не требуется. Я словно инструмент, а не человек. Интересно, а что потом, когда будет выполнено то, для чего Атапи, по мнению матери, рождена? Снова стану обычной рабочей лошадкой, что вкалывает от рассвета до заката? А если не смогу сделать то, на что она и Сестры рассчитывают? Что тогда?
Дом опустел. Я, полная невеселых дум, встала. Проделала все утренние процедуры, шлепнула себе в тарелку каши и села за стол, ковыряясь в ней. Теперь нет необходимости плотно заправляться с утра, дел-то никаких не предвидится. Буду сидеть дома, разжирею, а Рафаэль толстых не любит. Он всегда говорит, что я тростиночка, стройненькая куколка, округлая только там, где надо.
Еще ему нравятся мои каштановые волосы, всегда их распускаю по плечам, когда сидим на лестнице перед домом вечерами. И глаза Рафаэль тоже называет красивыми, но они маленькие и темно-карие, чего уж в них хорошего. Но если я ему нравлюсь частями, значит, и вся в совокупности тоже.
Я нравлюсь Рафаэлю! Эта мысль заставила меня улыбнуться. В желудке все сладко сжалось. Скоро они уже должны вернуться с шахты. На несколько дней останутся дома. Осознание того, что Рафаэль все время будет рядом, заставила встать. Я глянула в окно — небо хмурилось. Надо снять белье. Кьяра его вчера на ночь глядя стирала, из последних сил, мне было очень стыдно, что ей, и так за день вымотанной, приходится простыни да наволочки в ванне вручную ворочать — наша машинка недавно сдохла, за новой чтобы съездить, надо сначала денег подкопить и целый день на это потратить — до большого города очень далеко.
Я вышла из дома, уже накрапывало. Поспешила к бельевым веревкам на задний двор. Ветер трепал белые полотнища, того и гляди унесет, оставит нас без смены постельного белья. Руки начали выполнять привычную работу, снимая прищепки и прицепляя их взамен к краю кофты. На ветродуе решила не рисковать, не складывать простыни, просто уложила их, как смогла, на плечо.
— Привет, красавица! — Агор выскочил из-за пододеяльника, как черт из табакерки.
— Не мешай, — огрызнулась я. — Не видишь, дождь начинается?