Древняя душа
Шрифт:
Так, вот он — глаза остановились на автобусе черно-оранжевого цвета. И отправление как раз скоро — люди уже суетятся вокруг, закидывают тюки и корзины на крышу. Внутри мне ударил в нос «аромат» кожзама, пота, рвоты, мокрой шерсти и смеси десятков туалетных вод. Уххх! Непереносимое амбре! Даже глаза заслезились! Ничего, не принцесса, выдержу. Или умру, пытаясь!
— Простите, это мое сидение, — я положила руку на плечо женщины, расположившейся у окна.
— Тебе места мало, что ли? — процедила она, прижав к объемной груди младенца.
Ясно, номера
— Осторожнее!
— Простите.
— Улыбается еще! — ребенок захныкал и на меня обрушился новый шквал упреков.
Промолчав, я не стала уточнять, что ее отпрыска разбудило злобное бурчание собственной матери, воткнула наушники в уши и включила случайный выбор.
Ты мое наваждение,
Мой идол, моя религия,
Мое смущение, моя исповедь,
Единственное, что мне нужно этой ночью.
Ты — мое наваждение,
Вопрос и ответ,
Ты, ты, ты,
Мой идол, ты.
Приди ко мне этой ночью…
Сердце тоскливо заныло. С чем она была связана для меня, эта песня, в прошлом, от которого остались лишь тени, шорохи, как в темном лесу, да неясные вспышки воспоминаний, неуловимые, как лунный свет? Что я сейчас такое? Пустая оболочка — пустышка, ведь именно воспоминания всех мастей делают человека тем, кто он есть, тем, кем он себя осознает. А я даже не человек.
И пусть! Я упрямо мотнула головой и сосредоточилась на хорошем. Зато никто теперь не указывает мне, что делать, не решает за моей спиной! И нет необходимости сходить с ума со скуки и ужаса — от перспективы всегда так жить!
Автобус тронулся. Ура, да здравствует новая жизнь!
Мой энтузиазм несколько поутих к утру. Сложно гореть воодушевлением, когда тебя словно в блендер засунули! Колумбийские автобусы — это как американские горки плюс родео на быках! К середине пути желудок уже просился наружу со всем содержимым — видимо, хотел полюбопытствовать, что же там такое происходит?
У злой соседки детеныш преспокойненько сосал грудь — ни ему, ни ей тряска нисколько не мешала. А может, у них просто уже выработалась привычка, не знаю, но мне в любом случае стало завидно. Я даже воды не смогла нормально выпить — половину бутылки разлила на себя в бесполезных попытках утолить жажду. Пришлось ждать остановки «до кустиков».
Маленький чмокающий ротик притягивал мое внимание. Я не могла отвести глаз, даже понимая, что рискую быть обвиненной в педофилии. Сердце сжималось. Может быть, биологические часики тикают? Вспомнился недавний сон о плачущих малышах. Мальчик-блондин и темноволосая крошка-девочка. Слезинки, дрожащие на их ресничках.
Лучше думать о чем-нибудь другом. Интересно, Алекс уже проснулся? Сквозь
И почему так гудит все тело? Я огляделась и расхохоталась — да это потому что мы остановились! Видимо, приехали. А тело гудит, словно только что слезла с вибро-стула, потому что тряска прекратилась!
— Выходить-то собираешься, хохотунья? — соседка устало посмотрела на меня.
— Простите, — я подхватила рюкзачок, что лежал на коленях, и вышла в проход, влившись в ряд спешащих покинуть салон пассажиров. Не обратив внимания на старичка, что успел-таки ущипнуть мой зад, ловелас престарелый, я вышла из автобуса, покачиваясь, словно моряк, впервые за долгие месяцы ступивший на землю. И только хотела улыбнуться и рассмотреть окрестности, как разверзлись хляби небесные, устроив репетицию второго потопа.
Люди — огромные губки. Они впитывают в себя жизнь всеми порами души. Эта метафора родилась в моей голове в тот момент, когда все разбежались, и я осталась одна стоять посреди даже не знаю чего — и пальцев вытянутой вперед руки было не видно из-за стены ливня.
Он закончился также мгновенно, как и начался. Может, там, наверху, пожалели одинокую путницу и перекрыли кран? Что ж, спасибо. Я прогнала сумбурные метафоры и осмотрелась. Серое небо. Светло-коричневая грязь до горизонта, подпоясанного горной грядой — тоже серой. Вымокла я насквозь, переодеваться не во что. Значит, надо найти хоть какое-то подобие цивилизации, чтобы обсушиться и поесть.
Улыбнувшись своему везению, я зашагала вперед по чмокающей грязи. И надо купить резиновые сапоги! Кроссовки в любом случае скоро можно будет выбросить. Или не утруждаться и дождаться, когда они сами развалятся? С губ улетел в серые заплаканные небеса нервный смешок. А что ты хотела, дорогая, свобода стоит дорого!
На глаза набежали слезы, но я со злостью смахнула их. И так чувствую себя набухшей губкой с водой, хоть выжимай, не хватало еще разреветься! Это всего лишь приключение! А одиноко и тоскливо из-за того, что вокруг ни черта нет! Вообще! Горы одни на горизонте! И какие-то хижины у их основания.
О! Я даже подпрыгнула. Дома? Там люди? Горячий кофе и какая-нибудь овощная похлебка? А может…
Ноги с ускоренной силой зачавкали грязью.
Когда я добралась до домов под горой, мое сбитое напрочь дыхание можно было успешно использовать для озвучки фильмов для взрослых. Голова кружилась, воздуха не хватало. Все-таки высокогорье, ничего не поделаешь.
Вожделенные постройки меня сильно разочаровали — хлипкие на вид лачуги напоминали деревенские сарайки для скота. Просто доски, небрежно сколоченные друг с другом. Не думаю, что широкие щели между ними — без проблем просунешь палец — служили для естественной вентиляции.