Древняя душа
Шрифт:
— Саяна, что не так? — Алекс посмотрел на меня, сидящую на скрипучих деревянных качелях в саду.
— Нууу, — протянула я, собираясь с мыслями. Глаза скользнули по горе вдалеке. Ее верхушка терялась в тумане, как и половина зеленого склона, картинка была открыточной и что-то напоминала, но вспомнить не удавалось, и это меня злило. — Сколько мы еще будем тут торчать? Уже неделя прошла.
— Это для твоей же безопасности, малышка. — Он встал рядом.
— Знаю. — Руки стиснули края качели. Пришлось напомнить себе, что муж меня спас и ни в чем не виноват. Это он может жаловаться на то, что из-за проблем супруги ему
— Понимаю.
— Нужно как-то решать проблему. Не хочу всю жизнь прятаться от этого Горана Драгана. Если он хочет убить меня и не остановится, как ты говоришь…
— У тебя есть основания не доверять мне? — резко перебил Алекс. Черты лица заострились. Это снова что-то напомнило. Или кого-то. Следом накатила уже привычная волна злости.
— Не придирайся к словам! — прошипела я, вскочив. — Уж не знаю, какой была твоя жена до этой проклятой амнезии, но я нынешняя не намерена прятаться и убегать! Ты говорил, что Охотники — сплоченное сообщество, давай попросим их помочь!
— Саяна, мы не можем никому доверять!
— Тогда давай встретимся с Драганом и поговорим. Может, мне удастся убедить его…
— Он убьет тебя!
— Тогда у нас только один выход — убить его! — рявкнула я и, резко развернувшись, зашагала к дому.
Красивый, кстати. Даже злость не помешала в очередной раз восхититься задумкой архитектора: вписанный одной стороной в холм темно-коричневый прямоугольник другой, прозрачной, был обращен на долину внизу, которую вдалеке подпирала гора с зеленым склоном и «шапочкой» белых облаков сверху.
Красота этого поэтичного чуда архитектуры меня успокоила. Поэтому когда Алекс подошел ко мне, облокотившейся на столешницу в кухне, гнев уже затих.
— Малышка, прости, — он осторожно положил руки на мои плечи. — Мы обсудим это, хорошо? А пока, если хочешь развеяться, можем съездить в одно место — здесь неподалеку есть «Чудо над пропастью». Только нужно быть максимально осторожными.
— Конечно, хочу! А что за чудо? — я обернулась к нему — на радостях так резко, что нечаянно прильнула к мужчине.
— Это ты чудо, Саяна… — прижав спиной к столешнице, Алекс начал меня целовать. Внутри что-то задрожало, отозвавшись желанием на его страсть, заставило обвить шею Охотника руками и ответить. Мужчина застонал, когда кончики наших языков встретились, руки гладили мое тело, распаляя все сильнее, кровь забурлила. Но он замер, положив голову мне на плечо и тяжело дыша, а потом отстранился.
— Что не так? — выдохнула я, заглянув в его глаза.
— Это подло с моей стороны. — Алекс сжал зубы и быстро ушел с кухни.
Как же все сложно! С моих жаждущих поцелуев губ сорвался стон. Я закатила глаза, а потом рассмеялась, подумав о том, что напоминаю недожаренное блюдо — муж начал готовить, довел до кипения и… остановил процесс посередине, не доведя до конца. Причем, до конца — во всех смыслах! Мой смех перерос в дикий хохот, когда дошла двусмысленность этих мыслей. Я всегда такой пошлой была, интересно?
Первые несколько часов меня это даже забавляло: черные очки в половину лица, кепка, надвинутая на глаза, толстовка с капюшоном, смотреть желательно под ноги, избегать видеокамер и ни с кем не разговаривать. Этакая своеобразная игра в шпионов. Но когда мы прибыли в каньон
Потому что собор Лас Лахас, темно-серый с белой отделкой, с маленькими башенками, круглыми резными медальонами окон-розеток действительно был чудом.
— Как его вообще смогли построить? — я покачала головой, рассматривая такой же «кружевной» мост арками над ущельем между двумя горами, по дну которого вилась река. С одной его стороны как раз и высилась католическая базилика, вокруг которой не спеша бродили туристы, с удовольствием делающие сотый кадр этого дворца из сказки.
— Похож на домики из спичек, — Алекс обвил мою талию, — в нашем детстве такие делали, помнишь? — он осекся. — Саяна, прости!
— Все хорошо, не переживай. — Мы зашли внутрь, полюбовались витражами и белыми стрельчатыми потолками с отделкой под золото, посидели на широких коричневых скамьях, слушая гул шагов и приглушенных разговоров, и подошли к наскальной иконе Мадонны с младенцем Иисусом.
Именно благодаря ей, неизвестно кем и когда нарисованной на камне, здесь и возвели собор. По легенде изображение возникло во время грозы в середине 18 века, а обнаружила его местная глухонемая девочка, которая начала после этого разговаривать. Теперь сюда едут паломники со всего мира — икона славится своими исцелениями — незадолго до входа в храм мы проходили мимо стены с бесчисленным множеством благодарственных каменных табличек выздоровевших людей.
Я улыбнулась, ощущая благодатную ауру этого места. На глаза навернулись слезы. Смахнув влагу со щек, я посмотрела на миловидную Мадонну с ребенком на руках. Воспоминания роились вокруг, сердце сжимало тоской, ощущение потерянности и одиночества давило изнутри. Мне словно не хватало чего-то, самого важного и ценного — того, что сделало бы меня самой собой, цельной и находящейся на своем месте. Изнутри словно вынули сердцевину, как косточку из персика, душу удалили, и отправили таким вот инвалидом скитаться по свету. — Не плачь, малышка, умоляю, — тихий голос Алекса вывел из раздумий. Я с досадой посмотрела на него — выплывать из своих мыслей совершенно не хотелось, и устыдилась, увидев полные боли глаза.
— Не буду. — Через силу улыбнувшись, я обняла мужа и прижалась щекой к его груди. — Прости.
— Это мне надо молить о прощении! — выдохнул он, крепко сжав в объятиях. — Любимая!
Я хотела спросить, за что, но стало не до того. Внутри словно что-то заворочалось, внезапно проснувшись — нечто настолько сильное, что эта мощь, заворожив меня, не оставила сил даже испугаться. Глаза были открыты, но ничего не видели — перед ними калейдоскопом кружились картинки. Фигуры с размытыми лицами, чьи-то глаза непонятного цвета, обрывки фраз, ощущение бешено стучащего сердца в груди под моей щекой, дорожки слез на лице мужчины, который казался незнакомцем — но та глубинная часть, что сейчас требовала к себе внимания, знала, что он таковым не был. Мне очень хотелось рассмотреть его, но всплывали лишь разрозненные детали. А потом я вспомнила вкус его губ — нежность и страсть. В душе, ударив под дых, взметнулось бешеное желание.