Древняя душа

Амеличева Елена

— Говори.

— Тебе будет больно все это слышать. — Тихо сказал он, присевший на край большого письменного стола.

— Не привыкать.

Он начал рассказывать. О том, как мы встретились. Как ему пришлось сделать то, что превратило меня в бессмертную и возложило на плечи такую ношу, что не пожелаешь никому. Как мы справлялись с последствиями этого, едва успевая менять одних врагов на других, что становились лишь серьезнее и опаснее. Стоп.

— Подожди. — Я вскинула руку, останавливая его. — То есть ты сделал меня… такой, даже не спросив?

— Да. —

Он прикрыл глаза, словно боясь того, что произойдет сейчас. — И никогда себе этого не прощу.

— А мне как удалось тебя простить? — голос задрожал.

— Не знаю, Саяна. До сих не могу понять.

Горана захныкала, не просыпаясь. Она считывает эмоции матери на раз, уже заметила. Не ребенок, а лакмус!

— Ш-ш-ш, — моя дрожащая рука легла на ее животик, поглаживая. — Успокойся, крошка.

— Саяна…

— Горан, нет. — Я вскинула на него глаза. — Тебе лучше уйти.

Он побледнел.

— Вернее, мне надо уйти.

— Подожди, умоляю, — он прижал к себе, едва встала. — Не знаю, что сказать. Пожалуйста, не принимай решений сгоряча, Саяна!

— Отпусти.

— Отпущу, если захочешь. — Мужчина отступил на шаг. — Все будет, как ты скажешь.

Как будто от слов легче! Я взяла люльку и вышла из кабинета. К моменту, когда за мной закрылась дверь спальни, дочь уже плакала в голос. По моим щекам тоже текли слезы.

Горан постучался ко мне через несколько часов.

— Принес обед. — Тихо сказал он, когда я открыла дверь.

— Спасибо, но не стоило, спустилась бы в столовую.

— Воспользовался предлогом увидеть тебя. — Мужчина прошел в комнату и поставил поднос на стол. Печальная улыбка вкупе с искренностью ударила по сердцу. — Саяна… Этот дом, он принадлежит тебе. Я съеду — если разрешишь, в гостевой домик на территории, если нет — куплю себе жилье рядом с вами.

— Ты этого хочешь? — я вгляделась в его полные боли глаза.

— Хочу… — начал мужчина, и мое сердце разорвалось. — Чтобы было так, как тебе удобнее. Хочу, чтобы ты была спокойна и счастлива в своем доме. А я… Ты страдаешь по моей вине.

— Знаешь, смотрю на малышей и думаю, — взгляд устремился к спящим карапузам, — раз они появились на свет, значит, мне удалось простить тебя, Горан.

— Не знаю, как ты нашла силы для этого.

— И мне сие неведомо. — Я посмотрела на него. — Но хочу, чтобы ты остался.

— Правда? — глаза непонятного цвета засияли. — Ты уверена?

— Да. Ради детей — попробуем.

— Спасибо, родная! — он посмотрел на спящих малышей. — Так приятно видеть их спокойными!

— Побудешь с ними? — попросила я. — Хочу принять душ, но не хочу крошек будить. Они все еще плачут, когда отхожу. Может, пока ты рядом, не будут.

— Конечно, или. — Горан сел на кровать.

Я дошла до двери в ванную и оглянулась — молчат. Наконец-то можно нормально помыться, а не бегом, слыша плач детей, разрывающий душу!

Теплые струйки заскользили по телу, с губ сорвался стон — как приятно! Именно это мне после всего пережитого и нужно — неспешность в наслаждении простыми радостями жизни.

Понежиться в ванне с пеной, послушать музыку, медленно, смакуя каждый кусочек, съесть что-то вкусное, встретить рассвет, вдыхая краски полыхающего неба, гладить волосики своих детей, устроить пробежку, чувствуя, как слаженно работают мышцы, ощутить поток ветра в лицо, насладиться мощью стихии — к примеру, бушующей ночью грозы…

Молния вспыхнула перед закрытыми глазами, заставив поразиться реальности картинки. Все-таки воображение — великая… Что за черт?! Я едва устояла на ногах — молнии посыпались одна за другой, вокруг грохотал гром, оглушая до боли в ушах, на меня лилась уже не теплая приятная водичка из душа, по телу хлестали струи ливня — как кнуты, они заставляли взвизгивать от боли, сжимаясь в комочек.

Вокруг расползалась бесконечная тьма, высвечиваемая хищными молниями, но глаза, ослепленные их вспышками, ничего рассмотреть не могли. В душе расправило щупальца отчаяние, тесно, до хруста переплетенное с предчувствием, что сейчас произойдет что-то ужасное — как-будто светопреставления вокруг недостаточно!

Я встала, через силу распрямилась, тяжело дыша и выпуская стоны сквозь стиснутые зубы. Не видят глаза — пусть, есть другие органы чувств! Прикрыть веки, отпустить ощущения. Боль медленно, нехотя, но все же отодвинулась на задний план. Я сосредоточилась на сердцевине души, чувствуя себя персиком — сейчас важна только косточка. Дать силу иным чувствам, отдаться в их власть, пусть заберут всю меня, окрепнут и…

Ливень прекратился. Я открыла глаза и, стараясь дышать ровно, огляделась. Уже лучше. Темнота рассеивается — потому что вокруг расползается сияние. Не мое. Это… огонь? Да, далеко, у горизонта, словно полыхающая дорожка расползается в разные стороны. Красиво даже.

— Предначертанное свершится! — заполз в уши чей-то шепот. — Тебе не помешать! Богиня вернется к нам, вернется!

— Что?

— Не мешай, Ангел! Или твои Крылья полетят в огонь! Не мешай!!!

До меня донесся рев. Сердце замельтешило, когда поняла, что это огонь — несется на меня со всех сторон с диким гулом, обступает кольцом, которое начинает сжиматься. Языки пламени все ближе, ближе, ближе! Слышу крики — кто-то уже сгорает в нем, унесшим не одну жизнь, причинившим столько боли! Огонь голоден — всегда голоден, его не насытить, он продолжит убивать, пока не уничтожит все, что сможет, а потом сгинет и сам.

Пламя жадно лизнуло меня, подступив вплотную, будто попробовало на вкус. Как больно! Но отступать некуда — оно вокруг! Тело вздрогнуло, что-то словно дернуло за макушку вверх, и я взмыла в воздух. Огонь зарычал, беснуясь внизу, но достать не смог. По бокам от меня сияли Крылья — золотистые, из мельчайших пылинок Света, они легко держали Ангела в воздухе. Пока сверху не упала сеть. Я запуталась в ней, словно птичка, забилась, пытаясь выбраться, но тщетно.

— Глупый ангелочек! — чей-то смех обступил со всех сторон. Сеть утянула вниз. Я рухнула в объятия довольно рычащего огня, который начал пожирать меня.