Древняя душа

Амеличева Елена

— Как все интересно!

— Принц Алатар и его супруга Алатара — да, такие им дали имена, принесли благоденствие в наш мир. Давно не было стычек с Владыками воды, неурожаев, бедствий и болезней. Подданные их любят.

— В этом мире все так сложно!

— Это только кажется. — Женщина поднялась и отряхнула подол. — Идем, детка, скоро небо покажет свой светлый лик.

Мы направились к вратам храма. Небо покажет свой светлый лик — значит, что скоро выйдет светлая луна. Темный лик — выход темной луны соответственно.

И как Цета определяет, интересно? Мне лично кажется, они выкатываются на небосвод, когда им заблагорассудится! Так и не поняла, в какой последовательности это происходит, хотя женщина долго объясняла.

— Еще одну кружку украли, настоятельница! — пожаловалась одна из послушниц, едва мы вошли в храмовый двор. — И уж давненько!

— Что поделать. — Цета пожала плечами. — Какую уж уводят?

— Пятнадцатую!

— Проооо-ос-тите! — раздался вой за нашими спинами. Бродяжка в лохмотьях, прихрамывая, подошла к нам. — Возьмите! — она вытянула вперед грязные руки, что сжимали железную кружку. На пальцах вздулись желтые волдыри, что причиняли, наверное, сильную боль. — Возьмите! Прикажите выпороть, все вытерплю, только снимите проклятие!

— Ты обокрала Офель, — Цета сложила руки на груди, сурово глядя на девочку. — У нее и проси прощения, не у нас.

— Жжжеее-ооотся! — проскулила бродяжка, глядя на нее как побитая собака. — Сил никаких нет, жжется! Заберите!

– Не могу. Носить ее будешь с собой, пока не выжжет она всю скверну с души твоей. Как перестанет жечь, приходи.

Подвывая и вытирая сопли рукавом, бродяжка ушла.

— Это на самом деле проклятие? — прошептала я.

— Нет, конечно! — женщина расхохоталась.

— Но она же говорила… И ожоги видно было!

— Это не кружка ее жжет, а собственная совесть.

— И что с ней будет?

— С кружкой?

— Нет, с бродяжкой.

— Или сгинет где-то, или у нас появится новая жрица. — Цета улыбнулась.

— Настоятельница! — новый вопль взорвал двор.

— Что еще стряслось? — мы пошли на крик и увидели перепуганную девушку, что тыкала пальцем на ступеньки храма. — Богиня Офель! — потрясенно ахнула Цета, увидев корзинку, в которой лежал карапуз. — Подкидыш! — Мы склонились над ним, глядя на малыша. Серая кожа, глаза разного цвета, на головке белые волосы и… рожки! — Полукровка, бедняга.

— Ох, что творится! — послушницы отшатнулись.

— Полукровка? — переспросила я.

— Да, детка. — Женщина кивнула, с грустью глядя на малыша. — Видишь, кожа цвета воды под темным ликом небес — это кровь аек, как и перепонки между пальчиками, рожки и белые волосы ему от Драконов Владык суши достались, ушки длинные и один глаз от горного народа — слуг Владык суши, другой от людей.

— То есть, он все народы в себе собрал?

— Нет, слава Богине! Только не хватало!

— Почему?

— Потому

что пророчество есть — как появится полукровка, в котором все народы сольются, сгинет мир, небывалые бедствия обрушатся на него! И падут Драконы, Владыки суши и Владыки воды.

— Защити, Богиня! — заахали послушницы.

— Потому и не любят у нас таких, в ком несколько кровей. — Продолжила Цета. — Впрочем, они и выживают-то редко. — Она глянула на малыша в корзинке, что едва дышал. — Да и этот не жилец.

— И… что же с ним будет? — я с трудом договорила. Такой маленький, брошенный матерью умирать. Никому не нужный. Мы с ним похожи.

— Предадим земле, как покинет душа это тщедушное тельце. Что ж еще сделаешь. Не суди его мать, Риэра, — словно прочитав мои мысли, сказала женщина. — Позор для девушки такое дитя. Клеймо на всю жизнь. Никто из мужчин не позовет в свой дом такую. Отец из дому выгонит, односельчане побьют и в деревню более не пустят.

— Это жестоко!

— Увы, да. Но и еще кое-что есть. В ребенке четыре народа слились, а родителей двое. Так что один из них сам полукровка. Может, лишь с рождением этого малыша и выяснилось. Кто знает. Так что, возможно, родители и сами не ожидали.

— Бедный, — я присела рядом и погладила его лобик. Неожиданно ручка с перепонкой цепко сжала мой палец. Послушницы взвизгнули и отпрыгнули от нас. — Можно мне взять его? — я умоляюще посмотрела на настоятельницу. — Пусть хотя бы будет не один, когда придет время… — Договорить не смогла.

— Бери. — Она печально улыбнулась. — Согрей его любовью напоследок.

Я взяла малыша на руки. Светлая луна закрыла солнце, и мне показалось, что личико подкидыша засияло, словно на нем лежали причудливо изогнутые белые нити — причем в два слоя.

Небеса явили свой темный лик, все стихло. Бархатная ночь этого мира холодом обняла меня, стоявшую у окна с подкидышем на руках. Дыхание малыша становилось все более редким. Я чувствовала, что он уходит. Слезы лились из глаз. Ребенок все еще сжимал мой палец, но ручка слабела. Мое сердце разрывалось.

— Останься, маленький, — прошептали губы. — Останься со мной. Мы оба никому не нужны, будем любить друг друга, хочешь? Ваш мир такой красивый! Ты должен его увидеть! Он тебе понравится!

Тельце судорожно вздрогнуло. Дыхание замерло на вдохе. Я и сама перестала дышать, вглядываясь в него. Ну за ему все это?! Ведь он же совсем крошечный и ни в чем не повинен! Богиня-мать! Разрыдавшись, я бросилась прочь из комнаты с ним на руках. Бегом миновала врата, ворвалась в храм и, упав на колени перед древом, захлебнулась в слезах, умоляя, упрашивая, протягивая подкидыша под ветви. Они шевелились в полутьме, заставляя огонь внутри листьев вспыхивать. Эти искорки размывались для меня в золотые пятна из-за слез.