Древняя душа
Шрифт:
— Саяна, очнись, любимая! Саяна, умоляю! Родная моя!
Я открыла глаза. Лицо Горана надо мной. Он сходит с ума от ужаса. Бедный, вечно ему приходится спасать непутевую супругу! Обрывки воспоминаний кружились вокруг, но ухватить за хвост не удалось ни одно. Что ж, уже привыкла к этому.
— Как ты? — мужчина облегченно улыбнулся.
— Что случилось?
— Ты кричала так, словно… — он нахмурился, подыскивая слово, — словно сгорала заживо!
— Так и было, — прошептала я, вспомнив видение.
— Ты что-то видела, Саяна?
— Сложно сказать. — Пришлось отвести
Он пытался что-то сказать, но моя ладонь легла на его губы, и вместо этого санклит начал посасывать один из пальчиков. Дыхание сбилось, я притянула его к себе, обвив руками шею, прижалась к нему, горячему и желанному, раскрылась навстречу поцелую. Едва наши губы соприкоснулись, Горан вздрогнул всем телом и застонал. Чувства супруга лились в меня, лишая возможности соображать. То, что я почувствовала у озера, теперь казалось лишь бледным мотыльком рядом с разноцветной роскошной бабочкой.
— Люблю тебя, Саяна! — выдохнул он, обжигая дыханием шею.
Кровь вскипела безудержным желанием. Мой, только мой! Блаженство мое! Никому не отдам, никогда! Крылья мои, любимый мой, родной!
— Что же ты со мной делаешь! — прохрипел санклит, уткнувшись лицом в мои волосы.
— Горан? — я с неохотой выплыла из марева желания. Почему он остановился? — Что не так?
— Нельзя. — Прошептал он, еще крепче прижав меня к себе.
— Почему?
— Ты не помнишь, Саяна. — Мужчина заглянул в мои глаза.
— И что? — я вновь утонула в его полыхающем взгляде.
— Если… — на лице появилась горькая усмешка, — то буду ничем не лучше Алекса! Не могу так поступить с тобой! Прости, что довел до такого. Мне лучше уйти.
— Как знаешь! — я раздраженно оттолкнула его и прикрылась одеялом.
— Прости, пожалуйста.
— Ты хотел уйти!
— Да, так будешь лучше. — Он пошел к двери.
— Но учти — посмеешь съехать, Крыльями по лбу получишь! — крикнула я вслед.
— Не буду съезжать, — он обернулся и озорно улыбнулся, — но крыша у меня, как ты говоришь, точно съедет — потому что все время буду рядом!
Горан ушел, я не выдержала и расхохоталась. Потом вылезла из-под одеяла, пошла в ванную за халатом и замерла, глядя на стену. На которой пылал огнем знак: вертикальный штрих упирается в горизонтальную полосу, от которой по краям отходят вниз по три ответвления. Что-то знакомое. Похоже, если честно, на грабли. Откуда он здесь?
Знак вспыхнул, заставив меня отшатнуться, и погас, словно его и не было. Я подошла и провела по стене рукой. Холодная. Никакого следа.
— Это люмьер, — шепот заполз в мои уши.
Что за чертовщина?!!
Глава 7 Асатар
Риэра
Ничего себе мне еще идти! Я приложила руку козырьком ко лбу и вгляделась в зеленые холмы, что убегали к горизонту — сначала большими пупырками, потом все меньше, меньше и меньше. Пупырки — это слово изобрел Сар. Так он называл все, имеющее округлую форму, начиная от половинок фруктов, заканчивая холмами. Я привязалась к этому
— Что грустишь, красавица? Или топать далеко тебе, вот и приуныла?
Я обернулась. На телеге с запряженной в нее тщедушной лошаденкой сидел маленький дедок в такой большой соломенной шляпе, что его самого из-под нее было почти и не видать.
— Верно, дедушка.
— А куда надо-то тебе?
— К водопадам аек.
— Далеконько собралась! Садись, подвезем мы тебя.
— Не откажусь. — Я с опаской покосилась на выпирающие ребра лошади. — А ей сил хватит?
— Не боись, мы с Королевишной только на вид хлипкие! А пашем, как двужильные! — он дождался, когда я уселась в телегу рядом с мешками, и шлепнул вожжами по ее тощему крупу. — Тронулись, милаааая! — коняшка бодро затрусила вперед. — А что за дела у тебя такие с айками-то? — дед обернулся ко мне, и я догадалась, что не только по его доброте душевной стала попутчицей — ему попросту скучно одному ехать, а за разговором время скоротать получится. Что ж, за все надо платить.
— Ищу кое-кого.
— Уж не парня ли себе у них приглядела?
— Что вы, дедушка!
— Знаю вас, девок, у аек пацаны рослые, гибкие да красивые. Да и умеют кой-чего. — Он захихикал в бороду.
Уж не бабулька ли твоя по молодости к ним шастала? Я скрыла улыбку.
— Да и девки у аек ничегошные! Ладные, сговорчивые, да глазастые! И завсегда-то им мало, горячим проказницам!
Что-то дедок-то совсем распоясался! Я сделала осуждающее лицо:
— Дедуля, незамужним девицам такие разговоры вести не пристало.
— Звиняй, принцесса.
Я вздрогнула и чуть не спрыгнула с телеги. Моментально накрыли воспоминания: семья, Деметрий, сладкие стоны Гаяна, его кожа под ладонями, факелы из родных на площади, воды озера, что сомкнулись над головой, навсегда отрезав от моего мира.
Спокойно, не знает он ничего, просто пошутил.
— Думал, такую-то давненько к Офель какой-нить гарный молодчик сводил! Или хвостом крутишь, а в дом себя взять не позволяешь? Знаю я вас, девок! Смотри, допривередничаешься, довыбираешься, пойдешь за того, кто останется. Вдовец какой или старик. Или тебе и такой сгодится? — он подмигнул мне, высунувшись из-под шляпы.
— А вы куда едете? — надо дать его говорливости другое русло. Все любят, когда их слушают.
— Да за провизией сподобился выбраться. — Дед заметно оживился. — Бабка-то моя уж давно пинала, что позаканчивалося у нее все. Вот и поехал.
— Что покупать думаете? — я довольно улыбнулась, когда он пустился в разглагольствования на тему, что и где лучше приобретать, с кем и как торговаться и прочее.
К концу поездки дедок уже обожал меня, как родную внучку, которая наказала ему купить бусы — боюсь, теперь они будут долго стоять перед глазами, так подробно возница их расписывал. А ведь только и требовалось — иногда угукать и кивать.