Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е
Шрифт:
Хотя смерть Полиба доказала Эдипу, что предусмотрительный человек может избегнуть своей судьбы, Эдип решил отклонить предложение коринфян стать их царем. Оставалась ведь вторая часть дельфийского предсказания: брак Эдипа с родной матерью. Вдруг боги нашлют на него безумие или потерю памяти, и он с помраченным разумом исполнит страшное предсказание и женится на вдове Полиба. Нет, лучше жить вдали от матери. Этими опасениями Эдип поделился со стариком, принесшим ему известив о смерти Полиба. Вестник издавна был своим человеком в доме коринфского царя.
Услышав слова Эдипа, старик засмеялся; сейчас он освободит Эдипа от страха, преследующего его всю жизнь, даст ему великое счастье — право вернуться на родину. И старец сообщает ошеломленному Эдипу, что Полиб вовсе не был его отцом, а жена Полиба не его мать. Младенцем был Эдип
Старик удивлен, что его слова, возвращающие Эдипу право вернуться на родину, не вызвали никакой радости. Отчего так испугалась Иокаста, жена Эдипа? Для нее теперь все ясно; она хорошо помнит, что жестокий Лаий, когда ему предсказали, что он умрет от руки рожденного ею сына, передал его пастуху, проколов и связав ножки младенцу, и приказал бросить ребенка в горах Киферона. Каждое слово коринфянина, рассказывавшего о ранах на ногах младенца, о фиванце, передавшем ему ребенка, причиняет Иокасте мучительную боль. Она умоляет мужа прекратить расспросы. «Довольно и того, что я страдаю», — убеждает она мужа, но Эдипа уже невозможно остановить. Он даже не замечает горя жены, ему необходимо выяснить, кто же его настоящие родители.
Наступает трагическая развязка. Приходит вызванный Эдипом свидетель смерти Лаия. Он испуган предстоящим допросом: ведь чтобы оправдать свое позорное бегство, он обманул всех, придумав рассказ о нападении целой шайки разбойников. Теперь, возможно, его ждет расплата за трусость и обман. Но, подойдя к Эдипу и увидев прибывшего из Коринфа вестника, слуга испугался еще больше. Он сразу понял, что ему грозит еще одно наказание за старый проступок — нарушение приказа, которое, как он думал, никогда не будет открыто.
Когда-то Лаий призвал его к себе и приказал ему бросить в горах израненного младенца, а он, пожалев ребенка, передал его пастуху из соседней страны. Пастух обещал забрать мальчика на свою родину. Слуга был уверен, что никогда не увидит больше ни этого пастуха, ни ребенка и никто не узнает, что он ослушался своего господина. И вот теперь он узнает в прибывшем из Коринфа вестнике человека, взявшего из его рук сына Лаия. Отпираться бесполезно. Вестник тоже сразу узнал пастуха, передавшего ему Эдипа. Но Эдип не собирается наказывать неверного слугу. Впервые он до конца осознал весь ужас своей судьбы. Теперь ясно, что это он сын Лаия и Иокасты. Может ли он, убивший своего отца и женатый на родной матери, осуждать кого-нибудь? Есть ли на свете более тяжелые преступления? Предсказания дельфийского оракула исполнились. Иокаста не в силах перенести позор, на который ее обрекла судьба, покончила с собой. Эдип, сорвав застежку с одежды Иокасты, выколол себе глаза, чтобы исполнить приговор, вынесенный им самому себе. Он не смеет уйти из жизни и должен нести расплату за невольно совершенные им преступления. Последние стихи трагедии обращены к зрителям:
… Вот пример для вас — Эдип: Он загадок разрешитель и могущественный царь; Тот, на чью судьбу, бывало, каждый с завистью глядел, Он низвергнут в море бедствий, в бездну страшную упал! Значит, смертным надо помнить о последнем нашем дне! И назвать счастливым можно, очевидно, лишь того, Кто достиг предела жизни, злого горя не познав.Трагедия окончена. Зрители, покидающие театр Диониса, выходят на площадь. Много мыслей пробудил в них страшный конец трагедии. Виновен ли Эдип и справедливо ли постигшее его бедствие? Споры об Эдипе тотчас же переходят в споры о Перикле, судьба которого казалась афинянам сходной с судьбой фиванского царя.
Теперь, когда Перикл умер, многие не скрывают той ненависти, которую вызывал у них вождь афинской демократии.
В толпе афинян, выходивших из театра, особое внимание привлекали три громко споривших человека: один из них, судя по одежде, был моряком, другой, пожилой, крестьянином, третий, державшийся несколько в стороне, резко отличался от них щеголеватой одеждой и был, по-видимому, аристократом.
— Мышь рылась, рылась, да
— Оракулы и предсказания здесь ни при чем, — резко возразил моряк. — Чуму завезли к нам из Египта. Там эта болезнь вспыхнула раньше, чем у нас, хотя египтяне не нарушали религиозных законов и никакие оракулы не предрекали им беду. Не случайна у нас, в Аттике, болезнь началась в гавани — в Пирее, куда прежде всего попадают приезжающие из Египта. Из Пирея эпидемия распространилась и в Афины. Перикл и Алкмеониды не могли вызвать появление этой болезни, так как чума началась не в городе, где они живут. Что же касается Софокла, то, пока Перикл был жив и могуществен, поэт никогда не выступал против него. Софокл считался его ближайшим другом, всегда голосовал за все его предложения и даже вместе с ним участвовал в военном походе. Из трагедии Софокла вовсе не следует, что автор осуждает Эдипа. Эдип не жалел себя, отыскивая причины постигшей город болезни. Он не виноват в том, что навлек на город несчастье. Эдип не преступник, а жертва судьбы, с которой он мужественно боролся.
— Неважно, где началась эпидемия, — сухо возразил аристократ. — Сейчас поэт вовремя напомнил афинянам о том, что воля богов сильнее всякой государственной мудрости. Демократия, которую насаждал Перикл, привела к тому, что люди забыли установленные богами старинные порядки и древнее благочестие, и государство наше идет к гибели.
— Ну, не скажи, приятель, — неожиданно заговорил внимательно слушавший его речь крестьянин. — Каждый честный человек должен защищать демократический строй. Демократия дала мне землю, орудия, чтобы ее обрабатывать. Теперь у нас правый суд, и такие, как ты, не могут больше безнаказанно притеснять крестьян. Ни один здравомыслящий человек в Афинах не станет сейчас верить предсказаниям дельфийского оракула. Все знают, что жрецы в Дельфах открыто встали на сторону спартанских аристократов. Поэтому-то они и сулят нам чуму, голод и другие несчастья, если мы не смиримся перед спартанцами. Нет, раз уж война началась и дома наши разорены, мы не дадим себя запугать и отомстим за все наши страдания.
Старый крестьянин был прав. Трагедия «Эдип-царь» понравилась народу не за то, что автор убеждал почитать дельфийского оракула, все самые невероятные предсказания которого исполнялись в его драме чудесным образом. Таких трагедий, доказывающих мудрость предсказателей и всесилие богов, афиняне и раньше видели немало.
Софокл первый показал человека, который пытается бороться с предсказанной ему судьбой, не смиряется под ее ударами и не сдается, даже когда самые тяжелые беды постигают его. Эдип сам обрек себя на слепоту, чтобы не смотреть на невольно причиненное им людям горе, но он не пытается трусливо уйти из жизни. Он гордо идет навстречу своему горькому будущему, не прося пощады, уверенный, что, даже лишенный зрения, он еще будет полезен людям и искупит совершенное им зло.
Зрители покидали театр Диониса, веря в силу и могущество человеческой воли.
Пускай сегодня на Афины, как некогда на Эдипа, обрушиваются всевозможные несчастья, афиняне сумеют перенести их, не отступая перед врагами. Может быть, через тысячи лет описание их бед так же, как и трагедия об Эдипе, покажет грядущим поколениям, что мужество помогает преодолевать самые жестокие и нежданные удары судьбы.
Мечта о мире
(М. Н. Ботвинник)